Комбат. Исходный код денег - Андрей Воронин

Деньги озеленителям выделялись изрядные. Сахару не Сахару, но кусочек пустыни Гоби, на радость монголам, вполне можно было бы оросить и засадить цветущими кустарниками. Руководство порой для разнообразия тратило деньги на всякие авантюрные проекты. Главный начальник Звонцова, к примеру, узрел где-то фото гибискуса. Растение ему очень приглянулось – и видом, и заковыристым названием. Тропическая сущность гибискуса его тревожила мало, начальник козырял глобальным потеплением в целом и мягкими московскими зимами последних лет в частности. Короче, выписали гибискус, посадили. А тут, как назло, уже в декабре грянули морозы. И вымерзли тропические неженки до единого. Однако начальство не угомонилось, повторило эксперимент. Что характерно – с прежним успехом, хотя на этот раз зима для наших широт выдалась исключительно теплая. И осталось в память о смелом опыте только придуманное рядовыми озеленителями и очень им понравившееся сочное выражение, заменившее откровенно матерное, – «гибискус твою мать!»

Возможно, безудержное воровство верхов являлось одной из причин тотального пьянства низов, хотя это было бы слишком наивным объяснением. Но тот же Звонцов, как-то по пьяни угодивший в ментовку, имел после этого разговор с бригадиром, закончившийся мировой. Хотя поначалу бригадир кричал, топал ногами и даже грозил увольнением.

– А кого на мое место возьмете? – поинтересовался Алексей.

– А тебе какая разница? Ты уже будешь на улице.

– Просто интересно.

– А то ты не знаешь? Гастарбайтеров кругом шляется как собак нерезаных. Только свистни – толпа набежит.

– Ну свистите. А я стукну.

– Кого? – взялся грозно уточнять бригадир.

Был он мужиком крупным, широким в плечах, смотревшимся куда внушительнее Звонцова.

– Не «кого», а «кому», – пояснил Алексей. – Накатаю телегу в ментовку. И еще одну – на телевидение. Пусть все знают, как наши руководители жируют на государственные денежки. А то, блин, купили саженцы голубой ели по десять тысяч рублей. Это уже не голубая, а какая-то золотая ель получается. И я еще много таких фактов знаю. А что забыл, друзья напомнят. Пусть менты заглянут в хоромы главного озеленителя нашего округа и подсчитают, сколько лет ему надо жить на свою зарплату, чтобы обставиться с такой роскошью.

– Ну, ты сволочь, Звонцов, просто удивительная сволочь!

В тоне бригадира звучало не только возмущение, но и восхищение ловким подчиненным, так умело прибегнувшим к шантажу. И не стоило рисковать из-за маленького трудового конфликта. Ну, уволишь Звонцова, так на его место придет такой же другой. Работяги – они пили, пьют и будут пить. А бумаги в ментовку и СМИ – это документы, на которые положено реагировать. Они, конечно, отмажутся, но стоить это будет…

– Ладно, иди, только больше не пей, – напутствовал Алексея бригадир.

– Хорошо, буду меньше, – пообещал Звонцов.

Но слово не сдержал и на первой же пьянке с алкоголем явно переусердствовал. Теперь возвращение домой требовало от него максимального напряжения сил. Но это еще было полбеды. Внезапно из подворотни возникли два парня. Они были молоды, похоже, даже не достигли совершеннолетия, но для пьяного в хлам Звонцова представляли реальную опасность.

– Мужик, дай закурить, – традиционно начал один из них.

– Я… вще… крю, – язык Алексея заплетался похлеще ног, он едва выговаривал даже простейшие слова.

Убедившись, что мужчина не способен на серьезное сопротивление, один из парней без слов ударил его в подбородок. Звонцов упал и стал неуклюже шевелиться на асфальте, словно рыба, брошенная в траву. Тут бы юнцам приступить к своему главному занятию, обыскать практически беспомощного человека, забрать у него все ценное. Но один из них решил покуражиться, он с размаху пнул Звонцова ногой и замахнулся снова. Он не подозревал, что у Алексея была тень. Эта тень безмолвно сопровождала его от самой работы, и теперь, если хорошенько прислушаться, можно было разобрать тихое бормотание:

– Так они еще в раж войдут, и клиент окажется в больничке, а заказчик поторапливает.

Из ночной черноты шагнула мрачная фигура:

– Ну-ка, сдернули отсюда быстро!

– Ты бы, дядя, сам валил, пока цел! – юнцы расхрабрились, заметив, что их противник один.

– Что ты сказал, щенок? Да я сейчас тебя петухом заделаю.

Угроза намекала на тюремный опыт говорившего, а связываться с уголовником у юнцов не было ни малейшего желания. Они шустро ретировались.

– Вот так-то, – удовлетворенно сказал мужчина и взял Звонцова под мышки. – Вставай, хватит валяться. Идем домой, там будешь баиньки.

– Здравствуй, Борис Иванович! Рад тебя видеть! – Бахрушин крепко пожал Комбату руку. – Присаживайся.

Без лишних телодвижений полковник открыл ящик стола и достал оттуда пачку денег. Это был гонорар за выполнение того самого задания, которое Бахрушин поручил Борису около месяца тому назад. Комбат до сих пор не привык, что ему платят деньги, начинал-то он на голом энтузиазме, желая внести свою скромную лепту в очищение Родины от той нечисти, которая буйно пировала на огромном пространстве от Калининграда до Владивостока. Лепту он вносил регулярно, хотя нечисти от этого меньше не становилось. Она только приняла другие формы, научившись грабить страну втихаря, без кровавых разборок, демонстративных убийств. Нет, убийства, конечно же, продолжались – как же без этого, – но уже являлись крайней мерой, а не обычным способом решения конфликтов.

Борис немного поговорил с Бахрушиным о жизни, и тут полковник неожиданно сказал:

– Я недавно общался с майором. Известен организатор налета на автосервис. Это какой-то рецидивист, бежавший из лагеря. Он вообразил себя мстителем, теперь убивает всех подряд. Но ему недолго ходить на свободе, его фотографии розданы всему личному составу как самого опасного из разыскиваемых в данный момент преступников. Скоро он вернется за решетку.

Оптимизм полковника Комбату показался чрезмерным. Как будто Бахрушин не знал об эффективности работы милиции, особенно когда ей попадался достойный противник. А Григорьев являлся достойным противником, если припомнить все его подвиги.

Тут Рублев сообразил, что оптимизм полковника был наигранным, липовым. Просто Бахрушин хорошо знал Комбата и опасался, что тот ввяжется в поиски убийцы сына своего друга. Вот и хотел его остановить, хотя и понимал умом, что такого стреляного воробья, как Борис, на мякине не проведешь.

Вернувшись домой, Комбат торопливо пообедал и опять начал собираться. Он уже третий день занимался ловлей на живца. Живцом был Звонцов, на который могла клюнуть хищная рыба. Да что там могла – уже клюнула! Вчера Борис видел, как за Алексеем следовал некий подозрительный тип. Он держался метрах в двадцати от Звонцова и немедленно развернулся, едва Алексей скрылся в подъезде. Комбат с удовольствием поговорил бы за жизнь с этим субчиком, но дело было сразу после работы, еще светило солнце и во дворе кучковался народ.