Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019 - Кира Долинина

Самая большая загадка Сарьяна – его бесспорный вроде бы для нас фовизм. Поверить в то, что он не учился в Париже, очень сложно. Но это факт: он и Гогена с Матиссом увидел в Москве только в 1906‐м. А уж в Париже пожил и вовсе ближе к своим пятидесяти. Его поразительный цвет не ученического, а какого-то парадоксально естественного происхождения. Это просто сам Сарьян. Одним из первых эту естественность отметил Максимилиан Волошин, написавший в 1913 году в «Золотом руне», что вместе с Сарьяном окончился «бездушный ориентализм». Точку в отделении Сарьяна от всех и вся поставил сочинивший предисловие к каталогу Парижской выставки 1928 года именитейший критик Луи Воксель: «Сначала Сарьян нарисовал Армению, а уже потом ее создал Бог».

12 марта 2010

Первый советский художник

Ретроспектива Александра Дейнеки, ГТГ

Нынешняя выставка – высшая точка в широкомасштабном праздновании 110-летия со дня рождения Александра Дейнеки. Прошлым летом в той же Третьяковской галерее прошла роскошная выставка графики, издан более чем изобильный 500-страничный фолиант. Планируются выставки в Tate Modern и, может быть, в Гуггенхайме, но именно экспозиции в Третьяковке и после в Русском музее призваны доказать то, о чем многие догадывались, но о чем еще десять лет назад невозможно было сказать вслух. Что Александр Дейнека, певец футболистов, авиаторов, сталеваров, плотников и обороны Севастополя, не просто один из главных советских художников, а именно что первый советский художник.

Начать юбилей Дейнеки с показа его графики было чрезвычайно удачной идеей: Дейнека прежде всего график, и его живопись (включая мозаики и фрески) зачастую графична на грани фола. Однако сегодня Третьяковка предлагает иную, куда более помпезную и концептуальную подборку. Сто пятьдесят главных, самых хрестоматийных, абсолютно узнаваемых произведений художника из музеев, хранящих лучшие собрания его работ (прежде всего из самой ГТГ, Государственного Русского музея, Курской картинной галереи им. А. А. Дейнеки), призваны рассказать о том Дейнеке, которого как бы все знают. Никаких открытий – только иной взгляд.

С одной стороны, этот Дейнека все тот же сын курского железнодорожника, участник Гражданской войны, блистательный ученик Владимира Фаворского во ВХУТЕМАСе, один из лидеров ОСТа, наивный и косноязычный, насмешник и безбожник, боксер и любитель футбола, поклонник Микеланджело и Маяковского, автор мозаик на станции метро «Маяковская», регулярно поругиваемый властью и ею же награждаемый «формалист», легко пропускавший через себя кучу чужого искусства, выдавая на-гора нечто свое. Этот Дейнека все тот же конформист и певец социализма со всеми его мифами и героями, создатель, пожалуй, самого убедительного портрета нового советского человека. С другой стороны – последние двадцать лет заставили многих специалистов посмотреть на классическое советское искусство с позиций большой истории искусства. При желании, например, в знаменитой двухъярусной «Обороне Петрограда» можно увидеть плагиат «Выступления йенских студентов на освободительную войну в 1813 году» Фердинанда Ходлера. А можно – идеально сочиненную композицию, изобретательно вобравшую в себя и Ходлера, и традиции лубочной картинки с их разнонаправленным движением, и фирменную остовскую ритмику. В «Утренней гимнастике» видят цитату из «Прилива и отлива» не самого именитого художника Третьего рейха Эрнста Цобербира. В римских этюдах Дейнеки возникает тень итальянских футуристов. А за всеми фирменными дейнековскими обнаженными каменной стеной стоят столь же фирменные образы героев фашистского искусства Италии и Германии.

То, что советское искусство находится в прямом родстве с искусством нацистской Германии, было откровением в 1970‐х. То, что искусство всех тоталитарных режимов ХX века имеет схожие черты, было многократно проверено на разном материале в 1980–1990‐х. Тогда искали прямые факты плагиата, но нашли общий культурный фон, против которого не попрешь. Родными братьями в этом контексте оказались не только СССР, Германия и Италия, но и, что парадоксально, США, где так же трясли живописными или киномускулами корпулентные рабочие и работницы и так же пели песни, в нотной записи оказывающиеся близнецами немецких и советских маршей. Это несколько меняет картину. Десять лет назад по случаю 100-летнего юбилея Дейнеки российская почта выпустила коллекционную марку, Российская академия художеств почтила память своего бывшего вице-президента торжественным заседанием президиума и небольшой ретроспективой, а передовые критики скромно описали вторичную природу советского гения. Сегодня же скорее склонны видеть в цитатах и перекличках общий художественный язык, а за незыблемой советскостью работ Дейнеки – интернациональный модернизм (читай: формализм, в котором упрекали художника многие десятилетия), которому он был верен куда больше, чем советской власти.

С советскостью будет нелегко разобраться и зрителям нынешней выставки. Одного взгляда на «Оборону Севастополя» и бывшему пионеру, и нынешнему студенту, с молоком матери впитавшему глубокое отвращение к главным картинкам из учебника, может оказаться достаточно, чтобы ничего дальше смотреть не захотеть. Не то чтобы нужно забыть об идеологической составляющей этих полотен, но не стоит этим ограничиваться. Большинство композиций безукоризненны. Многие ракурсы достойны того, чтобы войти в учебники. Умение уходить от деталей и бытовых мелочей (которых так много в подготовительных эскизах Дейнеки) – блистательное. За годы «переосмысления» искусства сталинской эпохи каких только выставок об этом периоде не делали. Без Дейнеки не обошлась ни одна. С его работами можно доказывать тезис о том, что соцреализм вырос из авангарда, можно иллюстрировать идею о рекламной функции сталинского искусства, можно говорить о великой утопии. Вот только чего с ними нельзя делать, так это выставлять их отвечать за все сталинское искусство – концепции немедленно обваливаются. Дейнека сразу и окончательно перетягивает одеяло на себя, он оказывается плохим зеркалом своей эпохи – слишком силен. Так бывает с большими художниками, спрятанными историей в тень больших стилей и презренных эпох. Таким многие считают любимца Гитлера Арно Брекера. Таким оказывается и Александр Дейнека.

31 марта 2011

Подпольный модернизм

Выставка Александра Тихомирова, ГРМ

Музей представляет творчество Александра Тихомирова, одного из самых официозных художников послевоенного периода, автора внушающей трепет плакатной ленинианы и даже самого большого в мире портрета Владимира Ильича размером аж 42 на 22 метра. Оказывается, его свободное время было посвящено совсем другому искусству.

Родившийся накануне революции бакинский мальчик Александр Тихомиров (1916–1995) хорошо рисовал. Это было сразу заметно и никем не оспаривалось. После шести классов школы он пошел работать в бакинскую живописную мастерскую рекламы, параллельно учился в художественном училище у ученика Репина Ильи Рыженко, освоил заветы отцов-основателей отечественного реализма, после училища подрабатывал для Азербайджанского антирелигиозного музея, комиссованный из‐за слепоты одного глаза во время войны пробавлялся агитплакатами и портретами героев, вместе со своим учителем сочинил два панно «Разгром гитлеровцев на Кавказе» для Бакинского дома Красной армии и флота.