Ассасин - Симона Вилар

Джоанна не знала, что это за место, на ее вопросы Абу Хасан только презрительно скривил рот, однако ранее бывавшая в этих краях армянка Даниэла, в кои-то веки избавившись от вечно хмурого выражения лица, с благоговением поведала, что это место в старину называлось «город Иудин» и именно здесь в древности произошло два важных события: родился Иоанн Креститель и состоялась встреча беременной Девы Марии с Елизаветой, матерью Иоанна. При крестоносцах тут был построен монастырь Предтечи, а у источника, который находится на склоне, по библейскому преданию и встретились святые жены.

Джоанна была потрясена. Наконец-то она в святых местах! Зелень тут была гуще, ощущалось присутствие воды, к тому же ныне, при владычестве сарацин, сюда сходились те из христиан, кому Саладин позволил остаться. Правда, они были верующими восточного толка – греки, армяне, копты, яковиты – все схизматики, как считали приверженцы Папы Римского после раскола христианской Церкви [51]. Однако и они почитали Библию и молились тому же Богу и святым, что и англичанка Джоанна. Молодая женщина заметила, что многие, кто преклонил колени у священного источника встречи Марии и Елизаветы, выглядят как мусульмане – смуглые и черноглазые, в чалмах и плоских пестрых шапочках поверх темных волос, их женщины кутали головы в длинные покрывала. Но все же это были христиане здешней земли, почитавшие Иоанна Предтечу и святых матерей даже под владычеством мусульман.

Однако нынешние правители и их подданные не проявляли особого уважения к святыням иноверцев. Джоанна видела, что рядом с местом, где благоговейно молились восточные христиане, какие-то бедные сарацины продолжали крушить кирками стену былой базилики, укладывали камни в тележки и увозили на постройку своих жилищ, причем грубо отталкивали молящихся, если те попадались им на пути. Неподалеку группа мусульман расположилась отдыхать под оливами, а какой-то пастух пригнал своих коз к обложенному камнями водоему, в который лилась струя из священного источника, а когда христиане зароптали, пастух сердито замахнулся на них посохом, отгоняя прочь.

Армянка Даниэла даже руки заломила:

– О, что же это такое! Как можно осквернять нечестивыми животными воду, подле которой Елизавета приветствовала саму Богородицу!

Джоанна спешилась и хотела пройти к источнику, но Абу Хасан загородил ей путь конем.

– Нет! Или вы забыли приказ вашего господина аль-Адиля? Вы не должны привлекать к себе внимание.

Джоанна рассердилась. Надменно вскинув голову в тюрбане, она резко произнесла:

– Прочь с дороги! Ваше дело – оберегать меня, а не приказывать. Вы вольны проявить себя только в том случае, если возникнет угроза, а пока не смейте мешать мне!

Худое хмурое лицо Абу Хасана застыло, только темные глаза смотрели сурово и пристально. Но Джоанне было не до того, чтобы реагировать на гнев слуги. А вот Даниэла выглядела довольной: наконец-то госпожа показала норов, достойный знатной дамы, а не ведет себя, как смиренная пленница. И армянка почти с вызовом поглядела на застывшего, словно темное изваяние, Абу Хасана и проследовала за Джоанной к источнику, намереваясь помолиться.

Пастух, увидев приближающуюся к источнику госпожу, облаченную в богатые одежды, поспешил почтительно поклониться и даже принялся отгонять своих коз, когда она повелительным жестом приказала ему убираться. И все же Джоанна не посмела преклонить колени в молитве. Абу Хасан прав, ей не следует держаться так, чтобы о ней пошли слухи, ее дело – просто выиграть время, пока она не сможет открыться и уехать… если ей позволят. Поэтому молодая женщина лишь молча наблюдала, как истово молятся у святого источника ее армянки, как вновь сходятся их единоверцы. Джоанна же осмелилась только коснуться рукой каменной арки, под которой бежала вода, и, прикрыв глаза, тихо прошептала слова молитвы:

– Радуйся, Мария Благодатная! Блаженна ты в женах, и благословен Иисус, плод чрева твоего!..

Именно так сказала некогда тут Матери Божьей святая Елизавета, и эти слова стали для христиан великой молитвой.

Вода в святом источнике после пребывания здесь коз была грязной, но постепенно поднятая муть осела, сбегающая в бассейн струя блестела в лучах солнца. Молившейся Джоанне в ее журчании даже будто слышались радостные голоса двух святых жен. Дивное место! Несмотря на жаркие лучи солнца, тут было прохладно и легко дышалось. Во влажной ложбинке, куда стекала сквозь осыпавшиеся камни вода источника, буйно разрослись длинноветвистые ивы, нежно светлели розоватые заросли цветущего миндаля, темные кипарисы устремляли в небо островерхие вершины, в воздухе ощущался аромат цветов гибискуса, все еще росших там, где некогда близ христианской базилики были устроены клумбы, а ныне валялся мусор и обломки колонн монастыря.

Джоанна тихо и упоенно молилась. Она так нуждалась сейчас в милости небес! Она ступила на опасную тропу, и благосклонность Девы Марии и святой Елизаветы ей была необходима. А еще Джоанна молилась о своем ребенке: это дитя – память ее любви, бастард, которого ей следует оградить от всяческих невзгод. Она его мать. Сладко было ощущать в себе материнство после стольких лет, когда она считала себя бесплодной. И ей следовало возблагодарить Небо за это счастье, возблагодарить именно там, где радовались в преддверии материнства великие святые жены.

Наконец Джоанна отошла и, опустившись на камень, приготовилась ждать. После долгого пути она испытывала голод, хотя уже знала, что в месяц рамадан мусульмане не прикасаются к пище до того часа, как пройдет последняя молитва и наступит темнота. Причем и воду пить нельзя, даже сглатывание слюны считалось предосудительным. Джоанне в этом мусульманском краю приходилось следовать принятым традициям, несмотря на то что беременной женщине то и дело хотелось есть.

День тянулся черепашьим шагом. Постепенно от святого источника разошлись верующие, настал вечер, со стороны Иерусалима доносились громкие призывы к молитве с минаретов, многие из которых были еще недавно христианскими колокольнями. Однако колокольный звон в Святом Граде, где провел свои последние дни Иисус Христос, ныне был запрещен, хотя Саладин позволил жить здесь восточным христианам, но с условием, что они будут выплачивать в его казну полагающуюся джизью [52].

Когда смерклось, суровый Абу Хасан наконец дал приказ слугам принести Джоанне воды с лимонным соком, финики и свернутую трубочкой лепешку. Но не успела молодая женщина поесть, как со стороны Иерусалима к ним приблизилась группа всадников. Абу Хасан их ждал, он сразу подошел и о чем-то переговорил с сидевшим на украшенном длинной бахромой муле богато одетым человеком: это был очень полный мужчина, к тому же безбородый, что как-то не принято у мусульман. Более того, приезжий был совершенно лысым и на его макушке при свете факелов посверкивала каменьями небольшая плоская шапочка. Джоанна догадалась, что это евнух, управляющий гаремом, который приехал за ней.