Беглая - Лика Семенова

Исатихалья оказалась сообразительной. Мы стояли в хвосте баржи, но от старика так несло, что охотников встать поближе к нам сыскалось очень немного. На то и был расчет. Хотелось надеяться, что в порту будет то же самое.

Наконец, баржа причалила в портовом терминале. Мы вышли последними, чтобы избежать давки. Старуха вновь сверилась с часами, и ее лицо помрачнело:

— Бегом! У нас семнадцать минут!

Я с трудом поспевала за ганорами. Теперь все мысли были только о том, чтобы не отстать. Но от страха пересыхало в горле. Особенно когда я замечала асторские патрули. Казалось, они были на каждом шагу.

Мы встали в нужную очередь на контроль. Я то и дело снова нервно смотрела на свои руки, убеждаясь, что ничего не изменилось, что я все еще уродливая ганорка. И очень боялась, что выдам себя этими суетливыми жестами.

Впереди началась какая-то возня. Я услышала высокий женский голос, увидела светловолосую суминку в шапочке служанки.

— Вот разрешение хозяина на выезд. Вот допуск. Вот…

— Запрещено.

— Почему запрещено? У меня же есть все разрешения? Полученные вчера.

— Запрещено. Не задерживай очередь.

Я с ужасом увидела, как в нашу сторону направился патруль из двух асторцев. Они увели женщину, и та обреченно смирилась, понимая, что не может возражать. Мне стоило титанических усилий держать себя в руках. Предчувствие подсказывало, что этот запрет — не простое совпадение. Я это знала. Чуяла, как дикий зверь. И меня охватило кошмарное чувство, что все бесполезно, напрасно, бессмысленно. Твердь уходила из-под ног, меня бесконтрольно затрясло, и я не знала, передался ли этот мандраж моей иллюзорной оболочке. Еще немного — и я сама все испорчу… Я невольно прислонилась к ограждению, стараясь совладать с собой. Не знаю, сколько успела простоять, пока опомнилась. Рука наверняка «продавилась». Оставалось лишь гадать, успели ли это заметить.

Словно в бреду, я видела, как Исатихалья предъявила документы, судя по всему, поддельные, заявила, что выезжает с мужем и дочерью. Нас не задерживали. Может, и здесь поспособствовала ядреная вонь Таматахала… Но к ганорам относились с явным пренебрежением. Я просто не верила, что еще несколько шагов — и мы попадем в посадочную зону. Старалась ровно идти на неверных ногах. И едва не рухнула, услышав в спину:

— Ганоры! А, ну, постойте!

53

Я убеждал себя, что не чувствовал ее смерть, но не ощущал и ее присутствия. Будто нить, связывающая нас, растянулась и лопнула от натяжения. Лопнула, отозвавшись едва уловимым высокочастотным колебанием… Невыносимое ощущение самой страшной потери буквально скручивало. Разум лихорадило, сердце хрипело шальным мотором. Словно что-то инородное вселилось в меня или, напротив, покинуло.

Едва ли не ежесекундно я проверял фактурата, надеясь получить известие от Селаса. Известие о том, что Мию нашли. Живой и здоровой. Но фактурат преступно молчал, и впервые эта немота порождала во мне такой отчаянной гнев, что я готов был разбить тупую бездушную машину. Невыносимо. До помешательства. До болезни. До невозможности дышать.

Стояла глубокая ночь, и верховный, как ни удивительно, спал. Мне отчего-то представлялось, что он не спит ночами. Вообще никогда не спит, корпея над своими треклятыми картами. Я всегда опрометчиво считал его сумасшедшим…

Мое появление наделало много шума. Астральная башня, в которой размещались комнаты верховного астролога, буквально сотряслась, будто по ней прокатила взрывная волна. Верховного вытащили из постели, и он жался передо мной, кутаясь в домашний лиловый халат. Я даже не сразу узнал его. Без своих объемных величественных одеяний он казался едва ли не подростком. Тонким и сухим, словно щепа. Жалким и перепуганным насмерть. И я впервые заметил, насколько он был стар.

Агринон вытаращился на меня, подслеповато прищурился, будто все еще не верил собственным глазам. Наконец, точно очнулся, кинулся вперед, сгибаясь в поклоне:

— Ваше высочество… — он едва мямлил. — Чем могу служить вашему высочеству… в такой час?

Мне даже на мгновение стало совестно за то, что я потревожил старика. Глупое неуместное чувство! Я стиснул зубы, стараясь взять себя в руки:

— Мне нужен прогноз.

Верховный растерянно помедлил:

— Относительно вашего высочества?

— Нет. Относительно принцессы Амирелеи. Моей невесты. — Впервые эти слова приобрели иное звучание и иной смысл.

Казалось, старик растерялся еще больше. Он молчал, мелко трясся, словно его разбивала возрастная болезнь. Наконец, снова согнулся:

— Как прикажете, мой принц. Нынче же утром я преступлю со всем возможным старанием. Вас интересует какой-то конкретный аспект, связанный с принцессой Амирелеей?

Я с трудом удержался, чтобы не схватить верховного за ворот халата и не тряхнуть. Шумно выдохнул, прикрывая глаза:

— Не завтра, Агринон. Сейчас. Немедленно. Я не уйду, пока ты не составишь прогноз и не растолкуешь мне его.

Верховный, казалось, не понимал. Стоял отстраненной тенью, словно все это время совершал в своей голове какие-то вычислительные процессы. Наконец, снова согнулся:

— Но, ваше высочество, вычисления требуют времени. И я при всем желании не могу поручиться, что составление прогноза окажется быстрым. Я не могу утомлять вас подобным ожиданием.

Я покачал головой:

— Я никуда не уйду. Кроме того, я не желаю дожидаться финального результата. Я хочу, чтобы ты давал мне свои комментарии в процессе работы. Как только что-то сумеешь увидеть и истолковать.

Верховному не оставалось ничего, кроме как смириться. Он обреченно кивнул:

— Хорошо, ваше высочество. Заранее прошу прощения за возможное промедление и неудобства — астрология не терпит суеты.

Я кивнул:

— Делай.

— Соблаговолите проследовать за мной, мой принц.

Рабочий кабинет верховного астролога представлял собой настоящую свалку. Нагромождение хлама вперемешку с дорогостоящими приборами. Огромный стол с расстеленными рулонами бумаги. Карты — завершенные и едва размеченные, вездесущие баночки с краской и грязные кисти. Линейки и лекала всех мастей. Проекторы, отражатели, разночастотные метрономы, линзы цветного стекла. И куча разного хлама, о предназначении которого я даже не мог догадываться.

Верховный наспех убрал барахло с матерчатого кресла, казавшегося пережитком прошлых веков:

— Угодно ли присесть, ваше высочество? Процесс не будет быстрым. Угодно ли что-то подать?

Я покачал головой:

— Займись делом как можно скорее. И накрепко запомни: об этом разговоре никто не должен знать. Тем более его величество. Ни о чем я спрашивал, ни что ты отвечал. Если возникнут вопросы, ответишь, что я затребовал собственный прогноз. Ты понял меня, Агринон?

Тот помедлил, но, все же, кивнул:

— Как будет угодно.

— Начинай.

Какое-то время старик бесполезно суетился, явно чувствуя себя не в своей тарелке, нервно облизывал тонкие губы. Наконец, расстелил новую бумагу,