Пальмы, солнце, алый снег - Анна и Сергей Литвиновы

Ей звонили из офиса – она смотрела на определитель номера и нажимала на сброс. Пусть оставят ее в покое! Потому что к некогда любимым косметическим салонам Ярослава сейчас не испытывала ничего, кроме отвращения…

Может быть, уехать домой, в свою квартиру, к своим вещам – и там ей станет легче? Да увольте: какое там легче! Здесь хотя бы люди кругом, а в ее московском элитном жилье никого и не встретишь. Дом у нее, по новой моде, малоэтажный, в каждую квартиру ведет отдельный вход. Специально сделано, чтобы занятые люди приходили домой и наслаждались тишиной. Но только ей сейчас от тишины хочется в петлю лезть. И все время как на качелях: то на душе восторг, то черная тоска. Как тяжело, на самом деле, переживать такие контрасты! И как обидно, что после звонкой, радостной весны не наступает яркого, беспечного лета. Сразу следует тяжелая осень. Но не та золотая, когда в лесу появляются грибы, пахнет свежестью и плещутся паутинки на ветру, – а черная, с голыми ветками ветел и ледяными дождями.

И никого рядом, кто бы мог ее поддержать. Остался единственный друг – прозак в оптимистичных бело-зеленых капсулах…

Гвоздицин хотя по образованию и психиатр, а за таблетки Ярославу жестоко ругал. Говорил, что они – удел абсолютно больных , а она – почти здорова.

И Ярослава изо всех сил старалась побороть зависимость от «колес». Пила по наущению Гвоздицина валерьянку по шесть таблеток в день. Пыталась освоить расслабляющие дыхательные упражнения и техники релаксации. Записалась в секцию йоги… И иногда ей казалось: все! Удалось! Она – здорова и свободна!

И только сейчас Ярослава поняла: она была здорова. Пока Гвоздицин находился где-то рядом. А теперь, когда его нет и больше не будет, она неумолимо катится в черную ночь безумия. Потому что помогали ей не йога, не релакс и не валерьянка. Но одна беседа, один, даже самый короткий и бессодержательный разговор с Яковом Анатольевичем стоили сотен дыхательных техник. Он – не психолог, он – колдун. И именно поэтому она столько лет преданно заглядывала ему в рот и выполняла все его указания. И только сейчас, здесь, в «Тропиках», прозрела.

…У Ярославы больше не было сил в одиночку тосковать в номере. Еще пару минут такой тяжелой, беспросветной тоски – и она не выдержит. Начнет делать глупости, как уже бывало. Однажды в порыве депрессии она изрезала ножницами всю свою одежду. А как-то перебила в квартире посуду. Интересно, что крушила не ради того, чтобы разбить, уничтожить, – ей просто нравилось смотреть, как искрят в электрическом свете сотни осколков…

Раньше, когда накатывало подобное настроение, она тут же звонила Гвоздицину. Но в тюрьму-то не позвонишь. Да и поняла она: Яков Анатольевич ее подмял под себя крепче любых «колес». Баста. И зависимость от него нужно рвать – рвать любой ценой. Только как?! Был бы рядом хоть кто-то, с кем можно поговорить!

Может быть, позвонить смешной беременной Алене? Она, конечно, пигалица, богатенькая и глупая, но у нее хотя бы глаза живые. Не то что у этих бесконечных рож в телевизоре… Предложить ей вместе чаю попить или по дорожкам прогуляться. Аленка и не поймет, что ей выпала роль спасительницы…

Ее номер – триста седьмой, значит, набираем коммутатор, ноль, а потом триста семь.

Длинные, противные гудки. Гуляет? Плавает в бассейне? Или спит и выдернула шнур из розетки?

Нет, Алена, не спи, пожалуйста, не спи!

Вот номер мобильника, Ярослава его записала на салфетке, когда ее подруга после истории со снегоходом лежала больная… Десять цифр неровным почерком – прямо под кроной пальмы и логотипом «Тропики». Ни к чему не обязывающее знакомство. Легкая болтовня. Поговори со мной, девочка! Про что угодно, даже про ненавистного мне твоего будущего ребенка – только поговори!

И снова – длинные гудки. А потом – противный механический голос: «Абонент недоступен…»

Вот так и бывает. Ты хочешь поговорить, но абонент недоступен. И ты уходишь – уже навсегда…

Ярослава попыталась успокоиться. Да нужна ей сто лет эта Аленка! Справится и сама!

Она откинулась в кресле, прикрыла глаза… Но вместо расслабления и приятной сонной мути под смеженными веками вдруг проступила картинка: маленький мальчик. Новорожденный. Крошечные ножки, смешные ручки с пальчиками-паучками. Голубые глаза, реденькие светлые волосики. Но одет по европейской моде, как взрослый: матросский костюмчик, полосатые носочки, шапочка в голубую клетку…

Наверняка его с самого рождения одевали хорошо. Он ведь в той семье самый любимый. Долгожданный. Дорогой – во всех смыслах этого слова… А сейчас ему уже четырнадцать. Наверняка он озорник и, как все школьники, обожает мороженое и чипсы. Интересно, что он читает? Как положено в этом возрасте, «Над пропастью во ржи» – или современные дети предпочитают другие книжки?..

«А я ведь даже цвета его глаз не знаю. Не увидела. Не захотела увидеть…» – в тысячный раз мелькнуло у Ярославы.

Господи, ну когда же ее перестанет преследовать это видение?!

Она в отчаянии вскочила, замолотила кулаками по податливой обшивке кресла… и ей вдруг показалось: тот же мальчик, совсем маленький, две, наверное, недели от роду, стоит у окна и снисходительно взирает на ее ярость…

И никакой тренинг не поможет ей справиться с этой галлюцинацией.

Остается одно – бежать.

Алена, 221-й день

Дорога обратно в «Тропики» не задалась.

Мои надежды на то, что пробки ближе к девяти вечера рассосутся, не оправдались. Машин, хотя и поздно, оказалось полно. Такое впечатление, что даже деды, которым зимой положено держать машины в гараже, и те выползли на дорогу. Вот народ у нас неэкономный! Будто не знают, что одна заводка двигателя в сильный мороз равносильна пятистам километрам пробега… В такой обстановке я и по Москве еле плелась, а уж когда выехала в область, на узкое однополосное шоссе, то и вовсе перешла на скорость черепахи. Первая передача, вторая, разогнались до двадцати – затормозили… И так бесконечно.

Даже Пузожитель, фанат автомобильных поездок, и тот устал. Притих, не танцует. И есть не просит – парами бензина, наверное, отравился… В общем, поездочка вышла адова. Спина раскалывается, ноги затекли, глаза закрываются… Плюс запоздалое раскаяние настигло: что, в конце концов, я делаю?! Кому нужно это мое расследование, если ради него приходится так над беззащитным малышом издеваться?!

А машины продолжают ползти еле-еле, и даже по обочине пробку не обойдешь, потому что ближе к ночи снег зарядил и видимость – особенно для опасных маневров – нулевая.

В итоге путь от редакции до «Тропиков» занял больше трех часов, и к своему номеру я подходила в позднее время: тринадцать минут первого. И мечтала не о еде, не о ванне, лишь бы до кровати доползти и рухнуть. Ничего себе двести двадцать первый день беременности начался!

Коридор по ночному времени был тих и пуст, большое освещение уже выключили, оставив лишь дежурные лампочки под боковыми панелями. И в этом неверном свете я вдруг увидела: под дверями моего номера сутулится чья-то фигура. Очень знакомая. Женская. Печальная. Так это же Ярослава!.. И она видит меня – и стремительно бросается мне навстречу.