Семья и развитие личности. Мать и дитя. - Дональд Вудс Винникотт

Итак, я описал различные типы плача. Можно было бы сказать еще очень многое, но думаю, что и эта моя попытка классификации вам поможет. Я не описывал еще один вид плача — плач безнадежности и отчаяния; так плачет ребенок, у которого нет надежды. У себя в семье вы, вероятно, никогда не услышите такой плач, а если услышите, значит, ситуация вышла из-под контроля и вы нуждаетесь в помощи специалиста, хотя, как я попытался очень отчетливо показать, вы лучше любого другого человека способны справиться со своим младенцем.

В специальных заведениях, где младенцы находятся без матерей, мы слышим этот плач безнадежности и распада. Я упоминаю этот тип плача только для полноты описания. Сам факт того, что вы готовы посвятить себя заботе о вашем младенце, означает, что младенцу повезло. И если не случится ничего чрезвычайного, нарушающего ваши отношения, младенец сможет двигаться вперед, давая вам знать, когда он на вас сердит, когда он вас любит, когда хочет избавиться от вас и когда он встревожен или испуган; и когда он хочет, чтобы вы поняли, как он опечален.

Если вы прислушаетесь к какой-нибудь философской дискуссии, то увидите, что люди используют множество слов в попытке определить, что такое реальное и нереальное. Один скажет, что реальное — это то, к чему мы можем прикоснуться, что можем увидеть и услышать, а другой скажет, что реальное — это то, что ощущается реальным, как, например, ночной кошмар или ненависть к человеку, который без очереди садится в автобус. Все это кажется очень трудным. Тогда зачем мне обращаться к этим трудным проблемам в книге для матерей, описывающей, как обращаться с младенцами? Надеюсь, я смогу это объяснить.

Матери и младенцы имеют дело с развивающейся, меняющейся ситуацией. Вначале младенец ничего не знает о мире, но к тому времени, как мать завершает свою работу, он вырастает в человека, который знает о мире, способен в нем жить и даже участвовать в его развитии. Это огромное достижение.

Существуют люди, у которых возникают трудности в отношениях с тем, что мы называем реальностью. Они не чувствуют реальности мира. Да и для нас многие вещи могут быть более или менее реальными в разное время. Всякому может присниться сон, который покажется реальней самой реальности, а для некоторых их личный воображаемый мир настолько реальней того, что мы считаем реальностью, что они вообще не могут жить в реальном мире.

Почему нормальный здоровый человек одновременно ощущает реальность мира и реальность воображаемого и личного? Как получилось, что мы с вами такие? Быть таким — большое преимущество, потому что мы можем использовать свое воображение, чтобы сделать реальный мир способным возбуждать воображение. Мы просто вырастаем такими? Так вот, я хочу сказать, что мы не просто вырастаем такими. Мы не можем стать такими, если вначале мать не представит нам мир малыми дозами.

Каковы в этом отношении дети в два, три или в четыре года? Как видит мир младенец, который только начинает ходить? Для него любое ощущение невероятно напряженное. Мы, взрослые, только в особые мгновения способны достичь удивительной напряженности чувств, какая характерна для первых лет жизни, и все, что позволяет нам этого достичь, не пугая нас, приветствуется. Для одних это музыка или живопись, другим позволяет испытать это футбол, а третьи испытывают подобное, одеваясь на танцы или отправляясь в театр. Счастливы те, кто прочно обеими ногами стоит на земле, но обладает способностью наслаждаться напряженными чувствами, даже если это происходит только во сне, который вы можете вспомнить.

А вот для маленького ребенка и в еще большей степени для младенца жизнь — это серия невероятно напряженных переживаний и чувств. Вы замечали, что случается, когда вы прерываете игру; вы знаете, что хорошо сначала как-то предупредить ребенка, чтобы он смог привести игру к какому-нибудь завершению и терпимей отнестись к вашему вмешательству. Игрушка, которую дядя подарил маленькому мальчику, это часть реального мира, но если она дана правильно, в нужное время и нужным человеком, она приобретает для ребенка особое значение, которое мы должны понять и позволить. Возможно, мы помним игрушку, которую нам подарили в свое время, и какое значение она имела для нас.

Ребенок двух, трех, четырех лет живет одновременно в двух мирах. Мир, который мы делим с ребенком, одновременно является его собственным воображаемым миром, и ребенок способен испытывать его интенсивность. И мы в это время не настаиваем на том, чтобы ребенок точно воспринимал внешний мир. В этом возрасте ноги ребенка не должны прочно стоять на земле. Если маленькая девочка хочет полетать, мы не говорим ей: «Дети не летают». Напротив, мы подхватываем ее, поднимаем над головой и сажаем на шкаф, чтобы она почувствовала, что, словно птица, прилетела в гнездо.

Но очень скоро ребенок начинает понимать, что летать по волшебству невозможно. Может быть, до определенной степени волшебные полеты в воздухе можно ощутить во сне; во всяком случае будут сны о передвижении необыкновенно длинными шагами. Волшебные сказки про сапоги-скороходы или ковер-самолет являются вкладом взрослых в эту тему. В десять лет ребенок будет прыгать в длину и высоту, стараясь прыгнуть дальше и выше других. И это все, что, если не считать снов, останется от удивительно острых ощущений, связанных со свободным полетом, которые так естественно возникают в трехлетнем возрасте.

Мы не должны обрушивать на ребенка реальность и надеемся, что не делаем этого, даже когда ребенку пять или шесть лет, потому что, если все идет хорошо, к этому возрасту у ребенка возникает научный интерес к тому, что взрослые называют реальным миром. Этот реальный мир многое может предложить, если только принятие этого не означает утрату реальности личного внутреннего воображаемого мира.

Для маленького ребенка естественно, что не только реальный, но и воображаемый мир находится снаружи, и поэтому мы погружаемся в его воображаемый мир, когда играем с ним или участвуем в других разновидностях опыта, связанных с воображением.

Перед нами трехлетний мальчик. Он счастлив, целые дни он играет — сам или с другими детьми, и он способен сидеть за столом и есть со взрослыми. Днем он хорошо отдает себе отчет в различиях между тем, что мы называем реальными вещами, и тем, что зовем детским воображением.

Но каков он ночью? Что ж, он спит и, несомненно, видит сны. Иногда он просыпается с пронзительным криком. Мать соскакивает с постели, входит, включает свет и пытается взять ребенка на руки. Доволен ли он этим? Напротив, он кричит: «Уходи, ведьма! Где моя мама?» Мир сна проник в то, что мы называем реальным миром, и мать ждет минут двадцать, неспособная что-то сделать, потому что для ребенка она ведьма. Неожиданно ребенок обхватывает ее руками за шею, цепляется за нее, как будто она только что вошла, а немного погодя уже в состоянии рассказать о метле, которую уронил во сне, так что вскоре мать может снова уложить его и вернуться к себе в постель.

Теперь представим себе семилетнюю девочку, очень хорошую девочку, которая рассказывает вам, что в новой школе все дети против нее, учительница ужасна и постоянно к ней цепляется, унижая ее. Конечно, вы отправляетесь в школу и говорите с учительницей. Я не хочу сказать, что все учителя совершенны; тем не менее вы можете увидеть, что учительница — честный и прямой человек и что ее расстраивают неприятности вашего ребенка.