Колумбийская балалайка - Александр Логачев

Вовик хитро улыбнулся — так что непонятно стало, то ли он серьезно говорит, то ли издевается. И вновь вернулся к наблюдению за козявкой.

Мишка вытянул в его сторону обвиняющий перст и повернулся к Любе:

— И это, по-твоему, гений?!

Люба в ответ пожала плечами, сказала буднично:

— Перевожу: он изобрел не наркотик. Он изобрел антинаркотик.

— Че?..

— Лекарство, которое стопроцентно излечивает от наркотической зависимости. Так мне, во всяком случае, мои командиры сообщили.

Мишка гневно раззявил рот, чтобы ответить достойно, но подумал секунду — и рот закрыл. Протянул ошеломленно:

— Ну и бля-а-а…

Борисыч прислушивался к их беседе с возрастающим интересом.

— Так это что… Это мы его чуть там в камере не повесили? — вскинул брови Лешка. И протянул: — Ну и дела-а…

— А я не поняла, — подала голос Татьяна. — Зачем наркобаронам лекарство от наркотиков? Это ж им прибыль убьет.

— А вот и хрен, — уверенно заявил Миша и принялся азартно мерить полянку шагами. — Наркобаронам все равно — наркотиками торговать или от ихней зависимости лечить, лишь бы бабло капало… И еще неизвестно, где лавэ круче — на продаже наркоты или лекарства от нее… Кой черт неизвестно — ясный пень, известно! — заорал он. — Есть люди, которые, чтоб сняться с иглы, последние штаны снимут!.. Или их родственники! Лепилы всяки-разны! И никого спецом на иглу сажать не нужно!.. Е-мое, вот это прибыль! Это ж миллионы баксов! Десятки миллонов!.. — Тут он вдруг посерьезнел и уважительно глянул на Вовика: — Ботаник, а как этот антинаркотик работает?

— Да при чем тут наркотики, мне это неинтересно… — махнул ладошкой Вовка.

— Вова!

Вовка опять вздохнул, сел прямо:

— Да не занимался я наркотой! Я ж говорю: я просто нашел способ, как изменить химическую структуру синапса, чтобы блокировать действие некоторых нейромедиаторов и при этом не разрушить субстрат. И все!..

Он вдруг прищурился, поглядел на предзакатное солнце, с трудом пробивающееся сквозь листву. Сказал задумчиво:

— Ну да, в принципе, можно и от наркотиков лечить… импульс до рецептора не доходит — значит, и колоться не хочется, и даже не тянет… Но это так, побочный результат.

— А конкретней? — нахмурился Михаил.

— Да ты не поймешь…

— Вова!!

— Ну ладно, ладно… Понимаешь, — терпеливо, как ребенку, стал объяснять Володя. — Как бы это попроще… Вот, скажем, мне сейчас хочется пить, убил бы за стакан простой водички, даже не пива… Эй, ни у кого попить нет?

— Вовка!!!

— Ну нет так нет… А жажда, как ты, Миша, знаешь, есть холинергическая функция — то есть ацетилтрансфераза реагирует с молекулой холина и получается ацетилхолин, так?

— Ну.

— А когда ты попьешь, соответствующими холинергическими нейронами вырабатывается ацетилхолинэстераза, которая разрушает ацетилхолин, и в результате образуются метаболиты холин и ацетат… да это каждый ребенок знает. Дальше.

Вовик постепенно возбуждался, в глазах появился блеск, он заговорил быстрее:

— Но если мы введем в синапс некое антихолинергическое вещество, которое будет препятствовать разрушению ацетилхолина, то холинергическая реакция просто-напросто не закончится! Ну, как, например, есть вещества, которые ослабляют функцию моноамин-оксидазы, какой-нибудь там простенький норепенифрин никак не может дезактивироваться, и в результате ты, как дурак, все время ходишь бодрячком — это ежу понятно…

— Понятно, — эхом откликнулся Миша.

А Вовка вещал уже как с кафедры:

— Однако вот вопрос, пиплы: как раз и навсегда нейтрализовать действие нейромедиаторов? Ведь любой антагонист подвержен разрушению! Ответ: либо стереотаксис, либо изменение химструктуры синапса. Стереотаксис — это неинтересно. Скальпелем махать каждый может. А вот изменить состав синапса…

Вова лихорадочно зашарил взглядом по траве.

— Эй, ручки и бумажки ни у кого нет? Нарисовать надо…

— Точно! — Миша обернулся, и все заметили, что в его глазах появился точно такой же подозрительный блеск, как у Вовы. — Ручку и бумагу, живо!

— Мишенька, — ласково сказала Татьяна, — ты спятил? Ты помнишь, где мы находимся?

— Да это ж такие бабки!..

— Эти бабки принадлежат государству, — напомнила Люба.

— Хрена, монополии запрещены.

— И тем не менее.

Михаил, не слыша, опять повернулся к Вовику:

— И что дальше?

— И все, — пожал тот плечами, вдруг успокоившись. Сорвал травинку, сунул в рот. Сказал с оттенком гордости: — Я придумал вещество, которое изменяет состав синапса и выборочно нейтрализует нейромедиаторы.

— Синапса-шминапса… — Михаил оттер вспотевший лоб. — Ладно. Потом нарисуешь и все подробно напишешь. — Он наклонился и хлопнул биохимика по плечу. — Молоток. Я за тобой приглядывать буду. — Выпрямился, гордо обвел взглядом спутников: — Ну, че расселись! Не на пикнике. Нам в город пора.

Как бы удивились мафиозные латиносы и все прочие посвященные и причастные, узнай они, что русские, которых гонят как дичь по чужой им земле, этим вечером вовсе не дрожат осиновым листом, не ссорятся и не хандрят, а как раз таки наоборот — дружны, бодры и веселы. И более того — русские впервые с того момента, как их взрывной волной обстоятельств вышвырнуло на колумбийский берег, чувствовали себя вполне комфортно. И это посередь джунглей да в ночную пору! А все оттого, что наконец-то наступила долгожданная ясность.

Ясность — великое дело. Отныне не надо подозревать всех и каждого, не надо ломать голову, кто какую ведет игру, против кого ее ведет и не выкинет ли кто в следующий миг какую-либо пакость. За спиной отныне не шелестели колючие заросли подозрений, теперь спины могли расслабиться и не ждать ежесекундно ножа под лопатку. Отныне можно было смотреть только вперед, и пусть будущее не представлялось увеселительной прогулкой в ритме ламбады, однако мир перестал напоминать разбросанные по полу кубики. Кубики сложились единственно правильным образом в понятную, четкую картинку — слава Богу, мир обрел полнейшую определенность. И как тут не вспомнить старину Шарапова, который жаловался Жеглову, дескать, на фронте все было ясно: рядом одни свои, а враг — вон он, вон его каски торчат из окопа, пристегивай штык, поднимайся в атаку, вперед, и только вперед, без сомнений и сожалений, растянувшись в цепочку, затопив нейтральную полосу раскатистым «ура-а-а-а!». Да, прав Шарапыч, здорово это, когда ты точно знаешь, кто твой враг, кто твой друг, с кем ты должен биться беспощадно, а с кем можешь смело пить на брудершафт.