Подкаст бывших - Рейчел Линн Соломон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потому что в большинстве случаев под «домом» я имею в виду его квартиру.
У нас ранний рейс, и нам везет, потому что Рути с Кентом вылетают позже. Хотя я и загрузила порядочное количество подкастов, я, должно быть, вырубилась сразу же после взлета. Когда я открываю глаза, пилот оповещает нас, что мы приземлились в Остине, местное время которого – 13:40, а температура – немыслимые 35 градусов.
– Ты наблюдал за мной? – спрашиваю я Доминика, возвращая кресло в вертикальное положение.
– Ты бормочешь во сне.
– Нет, не бормочу.
– Это мило, – говорит он с виноватой полуулыбкой.
– Уверена, это было бы мило, но я не бормочу во сне.
Поскольку живое выступление только завтра днем, мы регистрируемся в отеле, в котором станция забронировала для нас две комнаты, хотя мы, конечно же, не сказали им, что нам потребуется только одна. Затем мы проводим день, исследуя Остин, – ни он, ни я здесь никогда не были. Мы пробуем лучшее барбекю в городе, а затем, вновь проголодавшись пару часов спустя, останавливаемся в другом местечке с якобы лучшим барбекю, пока не доходим до той стадии, когда больше не сможем взглянуть в этой жизни на еще одно блюдо из свинины.
Мы держимся за руки, прогуливаясь по Шестой улице и изучая пивнушки и исторические здания. Группы готовятся к выступлениям, с концертных площадок раздается музыка. Я уверена, что нас вряд ли кто-нибудь узнает в таком большом городе, но мы на всякий случай напялили темные очки, а Доминик надел кепку бейсбольной команды «Чикаго Кабс».
Мы как настоящая пара.
Мы останавливаемся в баре со столиками снаружи – большая (и, видимо, гораздо менее радостная для местных) редкость, по сравнению с Сиэтлом. Здесь чуть проще. Здесь мне можно перестать думать о так и не случившемся примирении с Аминой и первой неделе ее работы, а также о том, что Ти Джей собрал их вещи. Он полетит к ней в Вирджинию на следующей неделе, и, хотя они вернутся на мамину свадьбу, я не знаю, когда еще раз увижусь с ними после этого.
– Я вот о чем подумал, – говорит Доминик, когда мы пьем по второму пиву, вытягивая меня из водоворота мыслей. – Передача в основном интересна тем, что мы бывшие. Мы не можем внезапно начать встречаться.
– Избавься от этой мысли.
– Так вот… что, если бы мы снова были вместе?
Мой стакан зависает в воздухе на полпути ко рту.
– Типа, публично?
Он кивает.
– Подумай об этом. Это было бы настоящим доказательством того, что радио способно объединять. Слушатели были бы в восторге.
Конечно, звучит заманчиво. Ти Джей предложил нам сделать то же самое после того, как я вернулась с Оркаса.
– Шай, – обращается Доминик, тыкая меня в руку, – что думаешь?
– Идея хорошая, но в корне ее по-прежнему ложь. Знаю, ее не избежать – уже слишком поздно, – но мне все равно паршиво.
– Понимаю. Но зато нам бы не пришлось прятаться по углам. Мне очень нравится быть с тобой. Мы точно не знаем, как долго протянет шоу, и мне совсем не нравится прятать наши отношения. Мы по-прежнему будем бывшими. Бывшими, которых воссоединило чудо радио и подкастинга. И туфли из кукурузы.
А вдруг он прав? Вдруг не будет иметь никакого значения то, что мы встречались прежде – только то, что мы снова вместе?
Я не хочу выбирать между работой, которой, как мне казалось, у меня никогда не будет, и парнем, в которого я, кажется, начинаю влюбляться.
– Что, если… если мы расстанемся? – Отношения все еще кажутся такими новыми и хрупкими. Уверена, нам по плечу ответить на столь откровенный вопрос, но мне совсем не нравится задавать его.
Он молчит пару секунд.
– Знаю, ты пытаешься быть здравомыслящей, но… не думаю, что мы можем предугадать. Я не могу так далеко загадывать. Я только знаю, что ты делаешь меня охрененно счастливым, а невозможность кому-нибудь рассказать об этом меня убивает.
Я сжимаю его руку в своей, протянув ее через стол. Я так отчаянно хочу ему верить. Мне бы хотелось сделать так, чтобы каждый день был как сегодняшний.
– Что, если мы сделаем это завтра? На фестивале? Во время живого выступления?
Доминик фыркает.
– Как думаешь, Кент сойдет с ума?
– Одной причиной больше.
– Справедливо.
– Я расскажу тысячам слушателей, как обожаю, когда ты бормочешь во сне.
– Тогда я расскажу им о твоей коллекции малышей «Бини».
– Ты не посмеешь. «Бини» – это святое. – Он стягивает темные очки, и его взгляд одновременно дикий и полный тоски. – Иди сюда, – говорит он, и уже через секунду я обвиваю его руками, сидя у него на коленях и забив на то, что нас кто-нибудь может узнать.
Наступает момент, когда мое сердце настолько отчетливо бьется в унисон с его, что у меня с губ почти срывается признание в любви.
Но всякий раз, когда это происходило в прошлом, все портилось. Только не хватало признаться и не услышать от Доминика признание в ответ.
Поэтому я произношу другие три слова.
– Давай сделаем это, – говорю я ему, понимая, что, сто́ит нам это сделать, пути назад нет.
Мы возвращаемся в отель до восьми, и, поднимаясь на наш этаж в лифте, я шучу о старости и раннем сне. Только вот когда Доминик закрывает за нами дверь номера, он прижимает меня к ней и долго, долго целует, и от этих ленивых движений языком я превращаюсь в топленый шоколад.
Всякий раз, когда я тянусь к его ремню, он отметает мою руку. Я и забыла, как ему нравится, когда его дразнят, и дразнить самому.
– Медленно, – предупреждает он.
Губы уже опухли, но я провела так много времени на солнце, что слишком осоловела, чтобы возразить.
По моему бедру он взбирается рукой под мини-юбку. У меня с губ срывается стон, когда он проводит пальцем по влажным трусикам. Я берусь за твердый перед его джинсов, натирая его, но он обхватывает запястье пальцами, чтобы я прекратила. Я издаю расстроенный стон, и он смеется.
– Хочу спросить у тебя кое-что. – На сей раз он не смеется. Его взгляд приковывает меня к двери, его глаза черные, как смоль. – Ты когда-нибудь мастурбировала, думая обо мне?
– Да, – отвечаю я, нисколько не стесняясь.
– Можешь… показать мне? – спрашивает он низким голосом. – Это уже какое-то время… моя фантазия.
Почему-то я уже не могу дышать.
– Да, могу.
Пауза, а затем он вынимает руку из-под юбки. Я тяжело сглатываю и подвожу его к кровати с идеальным гостиничным бельем. Трясущимися руками я снимаю сандалии и юбку, стягиваю трусики. Я никогда не делала этого перед кем-то. Всегда казалось слишком интимным – более интимным, чем секс.
Полностью одетый, он садится на кровать рядом.