Крайняя мера - Мартин Стивен

Да, только бы письмо попало в руки короля и Сесила. Тогда не будет ни взрыва, ни пыток с вывернутыми конечностями, ни виселиц и плах, ни судов и казней. Лорд-католик вовремя раскрывает заговор, организованный его выжившим из ума единоверцем, умело расстраивает безумную авантюру, подтверждая тем самым верность католиков английской короне. Католические семьи в едином порыве осудят готовившееся злодеяние, и многие из тех, кого заговорщики обрекли насмерть, останутся в живых и проживут свою жизнь, как сами того пожелают.

Совсем другое дело, если письмо не дойдет до Сесила и короля или если адресат не поймет его скрытого смысла.

— Замечательная работа! — воскликнул Грэшем. — Когда ты мне надоешь, можешь устроиться писцом в адвокатской конторе, где будешь строить глазки всем красавцам, находящимся на службе закона.

Девушка бросила на Генри испепеляющий взгляд. Шутливое предложение Грэшема не могло рассеять ее тревоги.

— Нам не до шуток! — возмутилась она.

— А если серьезно, то мы сделали лишь половину работы, — ответил Грэшем. — Что, если и Монтигл замешан в заговоре и является тем самым кукловодом, который дергает за веревочки своих марионеток? Я в это не верю, но исключить такую возможность не могу. Если так, то, прочитав письмо, он тут же его сожжет и, возможно, ничего не скажет остальным заговорщикам. Нужно также удостовериться, что письмо передано ему в руки. Вдруг его откроет Том Уинтер, секретарь Монтигла, и решит устроить охоту на ведьм и довести заговор до конца?

— Ну почему в твоей жизни все так сложно? — поинтересовалась Джейн.

— Том Уорд, — неожиданно вмешался Манион. — Вот кто вам нужен. Он ведет хозяйство в доме Монтигла.

Лорд Монтигл ужинал у себя в доме в Хокстоне, к северу от Лондона. Сначала дом принадлежал семье Трэшемов, и Монтигл получил его, когда женился на дочери старого Трэшема. Том Уорд только что проводил хозяина к столу и пошел проверять готовность основных блюд, среди которых были соленая говядина с горчицей, баранья ножка, фаршированная чесноком, каплун, сваренный с луком пореем, и щука под соусом. Столь обильная трапеза была необычной для семи часов вечера, но лорд Монтигл задержался при дворе и попросил подать сытный ужин вместо обеда, который пропустил. Вдруг Уорд почувствовал, как кто-то тронул его за рукав.

— Там, за воротами, какой-то джентльмен принес срочное письмо. Кажется, речь идет о вашей сестре.

— Тогда какого черта он не заходит? — выругался Уорд.

Однако, будучи католиком, он понимал, что часто люди вынуждены скрывать свою веру и соблюдать осторожность, и неожиданные встречи на темной улице, во время которых передавались тайные сведения, давно стали привычным делом. Он вышел из дома. Свет, струящийся из окон, которые не успели закрыть ставнями, нарушал непроглядную темноту улицы. Мужчина в плаще для верховой езды, с надвинутым на лицо капюшоном вышел из тени и, стараясь не открывать лица, шагнул Уорду навстречу и передал письмо.

— Твоему господину от Роберта Кейтсби. Это вопрос жизни и смерти, который касается тебя, твоего хозяина и ваших единоверцев. Господин должен прочесть письмо немедленно, в противном случае на ваших руках окажется больше крови, чем у Понтия Пилата!

Мужчина в плаще повернулся и исчез в темноте, оставив ошеломленного Уорда стоять посреди улицы с письмом в руках.

После минутного размышления Уорд вернулся в дом. Он знал, что хозяин боготворит Кейтсби, и решил, что если письмо и в самом деле от него, то нет никаких причин скрывать его от Монтигла или задумываться о его подозрительном происхождении. Как и все слуги в католических домах, Том понял из разговоров, что затевается какое-то важное дело, и это являлось еще одним основанием, чтобы вручить письмо немедленно.

Монтигл пребывал в превосходном расположении духа. Его стол ломился от изысканных яств и вин, вокруг сидели друзья, и не было причин беспокоиться о будущем. Да и кто бы на его месте не радовался? Ведь всего несколько лет назад его выслали из Лондона, а теперь он заседает в парламенте и пользуется благосклонностью короля. Колесо фортуны повернулось в нужную сторону и вознесло Монтигла на заоблачную высоту.

В этот момент подошел Том Уорд и что-то зашептал на ухо хозяину.

— Что там? — раздраженно спросил Монтигл. Уорд старался говорить тихо, но хозяин перешел на крик: — Письмо? Какое еще письмо?! Ладно, давай его сюда и убирайся!

Монтигл взял письмо и, даже не взглянув на печать, открыл его и улыбнулся гостям с видом человека, которому назойливые просители не дают покоя даже дома, в час, когда все приличные люди отдыхают. Его глаза застилал дым, который проникал из камина в комнату, и он с трудом прочел первые слова, написанные крупным, почти детским почерком: «Милорд, любовь, которую я питаю к Вам и некоторым из Ваших друзей…» Монтигл с раздражением подумал, что это очередная просьба о деньгах или продвижении по службе. Вот что значит пользоваться влиянием при дворе! Руки милорда были испачканы пищей, да и в любом случае неприлично читать письмо, находясь в компании гостей, собравшихся за дружеским столом.

— Эй, Том, будь добр, прочти письмо вслух. У меня глаза слезятся от проклятого дыма. Тот, кто чистил трубу, заслуживает хорошей порки, а не звонкой монеты, которую он получил! — Монтигл решил, что членам семьи и друзьям будет интересно послушать, какого рода письма получает такой известный человек.

Уорд подошел и, взяв письмо, зажмурил глаза, чтобы сосредоточиться. Читал он плохо и справедливо полагал, что не следует его выставлять перед публикой, словно актера в театре, и заставлять читать вслух. Том старался понять незнакомый почерк и спотыкался на каждом слове.

— Хватит, хватит! — смеясь, воскликнул Монтигл после первого же предложения. — Мы не можем слушать тебя весь вечер, Том. Вот ты, подойди сюда. Ты умеешь читать и сейчас просветишь нас, — обратился он к одному из лакеев под дружный смех гостей.

Том Уорд подумал, что неприятно быть выставленным на посмешище перед людьми, но еще хуже, когда тебя унижают, предлагая выполнить порученное дело другому. Но он ничего не сказал и только скрипнул зубами, а лакей, наделенный незаурядными способностями к чтению, взял письмо и, немного нервничая, стал зачитывать его вслух:

Разговоры и смех за столом стихли, и наступила напряженная тишина. Немного помедлив, лакей продолжил чтение: