Наследие - Виталий Храмов

– Знаю. Ускоряет реакцию, сам в ней не участвуя.

– Вот. Не мой план – выжечь все лишнее в Столице. И слава старым богам, что не моя это боль! И упаси боги от такого решения и выбора!

– Ну, владыка, Урок принят?

– Если скажешь, кого ждем.

– Инквизицию? – закричал Марк, вскакивая.

– Урок засчитан, – кивнул Ястреб, опять вгрызаясь в твердь земли своей киркой, – нам нужен тот разумник. А он у них.

– Думаешь? – Марк передернул плечами.

– Ну, никто из университета не видел этого мага с того дня. Мы же с тобой вчера спрашивали учащихся? А я о чем? А кто тогда, в вашем эпическом подвиге паукоборцев, шел по вашим пятам и подчищал ваши хвосты? А? То-то!

* * *

Марк хоть и порозовел, а глаза вновь просветлели, поголубели, но это темное завихрение воздуха вокруг него еще не развеялось. Марк достал совершенно новую, блестящую лопату, стал отгребать в сторону выкорчеванные Ястребом куски земли. Звереныш, пригревшись на разогретом светилом камне, дремал, завернутый в свой хвост, изредка посматривая на работающих одним глазом.

– А ловко ты, – усмехнулся Ястреб, – хвались, чего еще наворовал!

– А что сразу наворовал? Если мне надо, тебе надо, а продавца нет? Как мне купить? Я бы и заплатил, только – кому?

Ястреб рассмеялся, вытирая платком лицо и шею.

– А как ты так делал, что никто не заметил? – спросил он.

– Вот так! – лопата исчезла из рук Марка, потом появилась опять.

– Так это ты устроил ту шутку на причале! Ха-ха! А я думал – магия! – рассмеялся Ястреб.

– Но это – тоже магия! Другая, непонятная, допотопная, но – магия.

– Я сразу тебя заподозрил, но вижу никто не рюхнулся. Там было много магов, они бы сразу занервничали, как в Зале, увидев твою натуру. Но вижу – только ржач лошадиный стоит, решил, что кто-то другой шалит. Как тогда морячки в воду попадали?! Сидели, запершись в трюмах, бах – в воде плескаются! А баржи нет! Ха-ха! Что там хоть в ней?

– Зерно, мука, крупы.

– Нормально. Целая баржа хлеба! Как только влезла?

– С трудом. Говорю же – давит. Я же пьяный был. Думаю, влезет эта громадина али – нет? И при этом ты видел, что в реку упали весла, снасти, руль, еще какие-то бревна? Я не моряк, не знаю, как они именуются. Все это выходило за размеры Мешка, отрезало. И не думаю, что она теперь вообще поплывет.

– А люди почему в воде оказались, если они внутри были?

– Живых в Мешок нельзя переместить. Не получается.

– А мертвых?

– Запросто. Я тут тело Воина Тьмы в Мешок прятал, как запас Силы.

– А нежить? Бродягу?

– Не пробовал. А зачем? – удивился Марк.

– Не знаю, – пожал плечами Ястреб, – а вдруг?

– Никаких вдруг! Вот еще – погань всякую в Мешок тащить! – возмутился Марк.

– Так ты и не ответил – что там у тебя? – ткнул киркой Ястреб на рукав Марка.

– Все, что может понадобиться нам в дороге. Инструмент, вино, пиво, еда, оружие, ткани, готовые одежды и доспех. Помнишь, мы утром заказали накидки новые. Как только я понял, что наша шутка стала совсем не безобидной и придется «делать ноги», вернулся за заказом.

– И не один, – хохотнул Ястреб.

– Ну, увязалась за мной целая стая столичных бездельников. А чем этот портной лучше прочих? Тоже не потребовал оплаты. Ну, не смотри так! Совесть у меня еще есть, вот и провели опись изымаемого! Правда, готовых накидок у него была только дюжина. Но я взял все. Там, у Серого, полно баб. Доделают.

– Показывай!

Марк достал и развернул, и даже надел, красную накидку с белым крестом.

– А-а! – кивнул Ястреб. – Ну, да! Была черная с белым крестом, стала красная с тем же белым крестом. Марк! Да ты просто мастер полета мысли и воображения! Молодец!

– А что ты смеешься? Они там себе на мордах кресты прямо кровью намазывали. Но я подумал, что белое с красным крестом – очень марко.

– Ага, красное с белым крестом – прямо совсем не марается. А почему крест такой странный? Был же просто – две перекрещенные полосы.

– Ну, он же – Белый Хвост. Вот – четыре белых хвоста на четыре стороны света.

Ястреб так заржал, что выронил кирку, потом рухнул на землю – там, смеясь, давясь, захлебываясь, катался по земле.

– Марк! Ты, сука, самый тупой разумник! – кричал Ястреб. – Ты самый бестолковый из всех, кто учился в университете! Ты самый невнимательный на свете баран! Белый Хвост – Лебедь! А ты нарисовал четыре хвоста ласточек! Ха-ха-ха-а-а!

– Пошел ты! Как будто я виноват, что я из птиц знаю только скверных ворон! Ласточка-хренасточка! Я, скверная птица, чтоб ей ни дна, ни покрывала, их, ласточек, никогда не видел! И блебядей твоих – тоже! А учился я… Однобоко!

Поняв, что оправдания его еще больше смешат Ястреба, Марк плюнул, пошел от ямы, что они копали. Звереныш тут же отреагировал писком, стрелой пролетел до Марка, ловко взлетел ему на плечи, обвив мягким хвостом шею, и потерся мордочкой об щетину Марка. Маг раздраженно дернул плечами, но зверек удержался, так и разлегся на плечах, как живой воротник. Только больше не пытался лезть в лицо.

Чему научит сотни лет мертвый некромант? Неразговорчивую нежить Марк понимал и знал лучше, чем людей, чем живую природу. Детство Марка прошло в Некрополисе, среди нежити. Более раннее детство – среди людей – уже почти забылось. И все это время Учитель пытался научить Марка сдерживать свою темную сторону. И познавать ее. Не позволять ей завладеть Марком. На это были направлены его приемы разумника, это съело все время, что у них было. А когда стало получаться отречься от Тьмы, Учитель начал давать ему самые основы магии.

Только-только начался этот этап обучения, как началась эта Игра. И Учитель отправил Марка на поиски Цели. На поиски Андра.

А теперь – ни Учителя, ни Андра. И Марк – самоучка. Очень мощное, но очень особенное оружие, как тот Клинок Тьмы. Невероятно могучий, но хрупкий, как кусок слюды. И столь же слабый, даже – бесполезный, в обычной бою сталью.

По возрасту Марк – зрелый муж. По жизненному опыту – дитя. Со всеми детскими «болезнями»: наивностью (для их Мира), непосредственностью, невинностью, стеснительностью в половом общении, неопытностью в человеческих отношениях, с юношеской жестокостью и максимализмом идеализма. С детской мечтой о добре и справедливости. С мечтой о построении идеального общества людей. С удивлением и неприятием циничности взглядов Андра и его единомышленников, давно познавших цену людям.

Сам Марк еще питал иллюзии, что человек по природе своей – хороший. А плохим его делает окружающая человека среда. И он искал это хорошее – в людях вокруг. И результат поиска – вечное мрачное настроение, незаметное для него самого, превращение восторженного юноши в циничного человеконенавистника, социопата.