Фальшивая Венера - Майкл Грубер

Я сказал:

— Я рад, что вы счастливы, мистер Креббс.

И это действительно было так. Я уже получил неплохое представление о том, что бывает, если Креббс кем-нибудь недоволен.

— Я говорю правду. Я скажу вам, Уилмот, что в вас самое примечательное. Вы гений, но при том вы не сукин сын. Мне уже приходилось иметь дело с такими, и в этом нет ничего хорошего. Но вы мне нравитесь, честное слово. И мы повеселимся, здорово повеселимся, вы и я. Есть одна вещь, о которой я мечтал больше пятидесяти лет, и, уверен, вы поможете мне осуществить эту заветную мечту, но… прошу прощения, я должен ответить на звонок.

Послышалась негромкая мелодия, Токката ре минор Баха, исполняемая на клавесине, и Креббс достал из внутреннего кармана сотовый телефон. Чуть отвернувшись от меня, он быстро заговорил по-немецки.

Я допил граппу, испытывая после разговора с Креббсом странное чувство, вспоминая слова Лотты о том, как покровители влюбляются в художников, размышляя о той обреченной девчонке, в которую влюбился Франкенштейн, а также о Фэй Рэй[96]и Кинг-Конге. Лотта частенько цитировала слова Ларошфуко о том, что в жизни бывают ситуации, из которых может выбраться только тот, у кого не все дома. И я пришел к выводу, что если это действительно так, у меня все будет в порядке.

* * *

Два дня спустя мы приехали в Мадрид и заняли два номера люкс в «Вилья реал». Наша группа состояла из короля (Креббса), первого министра (Франко), шута (меня) и нового типа, второго убийцы (Келлермана), который встретил нас в мадридском аэропорту в черном лимузине «мерседес», обычном средстве передвижения гангстеров. Насколько я понял, Келлерман, учтивый блондин с великолепными зубами, работал в тайном логове Креббса в горах Баварии. У Франко тоже великолепные зубы, что у европейцев встречается нечасто. Я как-то раз спросил у него об этом, и он ответил, что герр Креббс требует от своих сотрудников, чтобы они лечились у лучших стоматологов, и оплачивает все из своего кармана. Какой бесстыдный хозяин, этот герр Креббс, и я бы нисколько не удивился, узнав, что и браки своих подручных он устраивает сам.

Так или иначе, было совсем неплохо находиться при маленьком дворе герра Креббса. Жизнь международного преступника не требует особых усилий, вот почему многие к ней стремятся. Мы вставали поздно, питались хорошо, ходили с Креббсом по художественным галереям и музеям, вечерами гуляли по городу, ели в кафе, слушали музыку и вели возвышенные беседы об искусстве.

Да, действительно, очень мило, когда тебя повсюду возят в лимузине, когда ты живешь в этой шикарной гостинице и никогда не задумываешься о том, что будет дальше. Однако после того, как началось все это дерьмо в Ираке и в мадридском метро прогремели взрывы, быть американцем в Испании стало уже не так хорошо, и я не раз становился свидетелем того, как за спинами американцев, безмятежно разгуливающих по гостинице, раздавались грубые, оскорбительные замечания.

А гостиница наша была пятизвездочная, естественно, снаружи старая, изнутри вылизанная, словно реактивный истребитель, натуральная кожа и начищенная до блеска сталь, новейшая электроника. Креббс предупредил, чтобы я никому не звонил без его разрешения, и я послушно выполнял его приказ, но про электронную почту он ничего не сказал. У нас в номере был Интернет, и я бродил по Всемирной паутине (все эти странички, посвященные памяти и безумию, хотя, судя по всему, нет такой организации, которая занимается лечением моих проблем) и переписывался со своими детьми, пространные письма от Мило со ссылками на интересные странички и видео, а от Розы я получил «пРивет ПаППочка со мной все ВПОРЯДКЕ» с прикрепленными рисунками. Лотта на мои письма не ответила.

А затем как-то вечером мы поехали на западную окраину города, за Байлен. Там, в пустующем помещении цеха, ярко освещенном переносными прожекторами, мы увидели пару знакомых лиц — Бальдассаре и Салинаса из музея Паласио де Ливия. Салинас сообщил нам, что анализы образцов краски дали замечательный результат, их химический состав полностью соответствует составу красок с картин, бесспорно принадлежащих Веласкесу. Мне показалось, он был расстроен, — быть может, он уже сожалел о своем участии в этом деле, а может быть, его вере в совершенство современных технологий был нанесен смертельный удар. В любом случае, несомненно, мы перешли к следующему этапу.

На двух больших столах со стеклянными крышками, сдвинутых вместе, я увидел свою «Венеру» и еще одну картину, в точности такого же размера, очень похожую на «Благовестие пастухам» Якопо Бассано, висящую в Национальной галерее искусства в Вашингтоне. Оба холста были сняты с подрамников и уложены на столы, работа Бассано придавлена маленькими мешочками со свинцовой дробью. Я обратил внимание на то, что поддельный Веласкес чем-то приклеен к листу толстого стекла размером чуть больше полотна. Спертый воздух в цеху пах затхлостью, скипидаром и каким-то химическим веществом, которое я не смог определить.

— Вернер, что здесь происходит? — спросил я.

— Ну, как видите, это ваша замечательная картина, но, как я уже говорил, какой бы замечательной она ни была, ее никогда не удастся выдать за подлинную без безупречной «родословной». Что вы думаете по поводу второй картины?

— Это похоже на Бассано, — сказали.

— Да, но на которого? У старика Якопо было четыре сына, все художники, однако все, что вышло из-под их кисти, не идет ни в какое сравнение с работами отца.

— История моей собственной жизни, — вздохнул я, — но эта картина очень похожа на ту, которая висит в Вашингтоне. Неплохая работа. Кстати, а как различают между собой разных Бассано?

— Сделать это практически невозможно, если у картины нет достоверной «родословной». Однако эта конкретная картина была продана в тысяча шестьсот восемьдесят седьмом году герцогу Альба как подлинная работа Якопо Бассано. С тех пор она принадлежала семье, так что лучшей истории невозможно придумать.

— Да, но какое отношение это имеет к Веласкесу… — начал было я и тут завопил от ужаса.

Бальдассаре взял широкую кисть, обмакнул ее в густую белую краску и провел ею прямо по моей поддельной «Венере», и через мгновение до меня дошло, зачем он это сделал и почему мы все здесь собрались. Подмигнув мне, Бальдассаре продолжил закрашивать обнаженную фигуру.

— Вы снимете Бассано с холста и наклеите его поверх «Венеры», — сказал я, чувствуя, как лицо и затылок у меня покрываются по́том.

Теперь наконец подошел черед самого настоящего мошенничества, больше никакого вздора насчет неотличимости произведений искусства, насчет того, что покупателю все равно и мы никому не делаем плохо. И вот почему мы все должны были присутствовать здесь: по той же самой причине, по которой начинающему мафиози нужно лично отправить кого-нибудь на тот свет, чтобы стать одним из своих. Я должен был испачкать руки.

— Да, совершенно верно, — подтвердил Креббс. — Только это никакой не Бассано.