Вечный сон. Прощай, красавица. Высокое окно - Реймонд Чандлер

— Послушайте, незнакомец. Обе ваши ноги на виду. У меня десятизарядный автоматический пистолет. Я стреляю без промаха. Что скажете?

— Поднимите пистолет вверх — иначе вышибу его! — прорычал я. Голос мой напоминал треск отдираемых с курятника планок.

— Скажите, какой суровый джентльмен. — В голосе послышалась дрожь, приятная легкая дрожь. Потом он снова стал твердым. — Выхо́дите? Считаю до трех. Смотрите, какая у вас защита — двенадцать толстых цилиндров, может быть даже шестнадцать. Но вашим ногам достанется. А чтобы кости лодыжек зажили, требуются годы и годы. Иногда они так и не…

Я неторопливо встал и глянул в луч фонарика:

— Когда мне страшно, я тоже говорю без умолку.

— Не… не подходите. Кто вы?

Я вышел из машины и направился к девушке. Остановился в шести футах от стройной темной фигуры с фонариком. Луч фонарика не дрожал.

— Ни с места, — резко приказала девушка. — Кто вы?

— Где же ваш пистолет?

Она сунула его в луч света. Ствол глядел мне в живот. Это был крохотный пистолетик, похожий на малокалиберный кольт.

— Ах вот какой, — сказал я. — Это игрушка. И в нем не десять зарядов. Шесть. Это просто-напросто пугач, с ним только охотиться на бабочек. Стыдно лгать так беззастенчиво.

— Вы в своем уме?

— Я? Меня оглушил бандит. Возможно, я слегка тронулся.

— Это… это ваша машина?

— Нет.

— Кто вы?

— Что вы разглядывали со своим фонарем?

— Так-так. Отвечаете вопросом на вопрос. Чисто мужская манера. Разглядывала человека.

— У него не белокурые волнистые волосы?

— Сейчас нет, — негромко ответила девушка. — Возможно, и были… прежде.

Меня это потрясло. Такого я почему-то не ожидал.

— Я его не видел, — запинаясь проговорил я. — Спускался по следам шин с фонариком. Сильно ему досталось?

И шагнул к ней. Маленький пистолет уставился на меня, луч фонарика не дрогнул.

— Успокойтесь, — тихо сказала она. — Возьмите себя в руки. Ваш друг мертв.

С минуту я ничего не говорил. Потом выдавил:

— Что ж, давайте подойдем поглядим на него.

— Давайте постоим здесь не двигаясь, и вы расскажете мне, кто вы и что произошло.

Голос звучал твердо. Страха в нем не было.

— Меня зовут Филип Марло. Я детектив. Частный.

— Вот как — если это не ложь. Докажите.

— Я достану бумажник.

— Нет уж. Держите руки на месте. С доказательствами пока подождем. Так что у вас произошло?

— Может быть, он жив.

— Мертв, не сомневайтесь. У него проломлен череп. Рассказывайте, мистер. Побыстрее.

— Я же сказал, — возможно, он жив. Давайте посмотрим.

С этими словами я шагнул вперед.

— Еще один шаг, и я продырявлю вас! — резко сказала девушка.

Я сделал еще шаг. Луч фонарика дернулся. Видимо, она шагнула назад.

— Вы очень рискуете, мистер, — послышался ее негромкий голос. — Хорошо, идите вперед, я следом. У вас больной вид. Если бы не это…

— Вы бы меня застрелили. Я получил удар по голове. От этого у меня всякий раз под глазами появляются синяки.

— Милое чувство юмора — как у служителя морга, — чуть ли не простонала девушка.

Я отвернулся от света, и он тут же упал мне под ноги. Мы прошли мимо ее автомобиля, обычной маленькой машины, чистенькой, блестящей под звездами, видневшимися сквозь туман. Вышли на дорогу, миновали поворот. Шаги ее раздавались за моей спиной, фонарик освещал мне путь. Не было слышно ни звука, кроме наших шагов и ее дыхания. Своего я не слышал.

На середине склона я поглядел вправо и увидел ступню Марриотта. Девушка посветила туда. Тут я увидел тело полностью. По пути вниз я не заметил его, потому что шел согнувшись и вглядывался в следы шин под узким лучом фонарика.

— Дайте фонарик, — сказал я и протянул руку назад.

Девушка молча вложила его мне в ладонь. Я опустился на колено. Земля была влажной и холодной.

Марриотт лежал под кустами, на спине, в неестественной позе, всегда означающей одно и то же. Лицо его было неузнаваемо. Белокурые волосы слиплись и потемнели от крови, на них виднелась сероватая густая слизь, похожая на первобытный ил.

Девушка тяжело дышала за моей спиной, не произнося ни слова. Я посветил на лицо покойного. Череп размозжен. Одна рука откинута, пальцы скрючены. Плащ сбился за спину, словно, упав, покойник покатился по земле. Нога заброшена на ногу. В углу рта потек, черный, как машинное масло.

— Посветите мне, — сказал я девушке, отдавая фонарик. — Если вас не замутит.

Она молча взяла его и твердо, словно ветеран отдела расследований убийств, направила луч на покойника. Я снова взял свой тонкий фонарик и стал рыться в его карманах, стараясь не сдвинуть тело с места.

— Не следует этого делать, — сдавленно сказала девушка. — Не надо трогать его, пока не явится полиция.

— Правильно, — сказал я. — И ребятам с патрульной машины не положено трогать его до приезда экспертов, потом нужно ждать, пока врач произведет осмотр, фотографы сделают снимки, дактилоскопист снимет отпечатки пальцев. А знаете, сколько времени уйдет, чтобы добраться сюда? Около двух часов.

— Ладно, — сказала она. — Вы, наверное, всегда правы. Видно, такой уж вы человек. Должно быть, кто-то очень ненавидел его, раз так раскроил голову.

— Не думаю, что здесь личные причины, — проворчал я. — Кое-кому просто нравится раскраивать головы.

— То есть мне не надо даже догадываться, в чем тут дело, — язвительно сказала девушка.

Я принялся за обыск. В одном кармане брюк покойного обнаружил мелочь и бумажные деньги, в другом — кожаный футляр для ключей и перочинный нож. В левом заднем кармане лежал небольшой бумажник, там тоже деньги, страховая карточка, водительские права и две квитанции. В карманах пиджака — спички, золотой карандаш на зажиме, два тонких батистовых платка, чистых и белых как снег. Затем эмалированный портсигар, откуда покойник доставал сигареты с золотым ободком. Южноамериканские, из Монтевидео. А в другом внутреннем кармане — еще один портсигар, которого я раньше не видел. Шелковый, с обеих сторон вышиты драконы, очень тонкий каркас выполнен под черепаший панцирь. Нажав на защелку, я раскрыл портсигар и увидел под резиновой лентой три большие папиросы. На ощупь они казались старыми, сухими и неплотно набитыми.

— Он курил другие, — сказал я через плечо. — Это, видимо, для какой-нибудь подружки. Мне сдается, у него было немало подружек.