Мятеж на окраине галактики - Роман Злотников

Уимон, у которого внезапно испарилась вся его храбрость, облизал пересохшие губы и заговорил, но совсем не тем решительным тоном, который он так долго репетировал:

— Вы собираетесь штурмовать Разрушитель?

Олег молча рассматривал его, а потом задал вопрос, но не тот, которого Уимон ждал и боялся:

— Почему ты об этом спрашиваешь?

Уимон попытался припомнить хотя бы один из того сонма аргументов, которые он заготовил, но все они почему-то напрочь выскочили из головы, поэтому он только растерянно пожал плечами и произнес:

— Просто… я должен пойти с вами.

Олег снова помолчал, а потом заговорил терпеливым, наставительным тоном, каким взрослые разговаривают с больным ребенком:

— Ты нам очень нужен, Уимон. Только… немного позже. У тебя есть уникальная способность заставлять всякие электронные устройства выполнять твои желания. Причем безо всяких дополнительных посредников в виде пультов, программ или головных устройств. Только ты пока еще не умеешь эту свою способность контролировать. Я не знаю, откуда это у тебя, но оно в тебе есть, это точно. ПОСЛЕ того как мы вышвырнем канскебронов, нам еще предстоит разобраться с тем наследством, что останется после них. И вот тут-то твоя способность окажется просто незаменимой. Так что…

И тут Уимон сделал то, о чем раньше он не мог даже подумать. Он ПРЕРВАЛ Олега.

— Ну как ты не понимаешь, — Уимон запнулся, изо всех сил стараясь, чтобы слезы обиды, так и рвущиеся наружу, не прозвучали в его голосе, — вы же без меня просто не справитесь!

А затем произошло то, от чего Уимон опешил. Олег замер на полуслове с открытым ртом, потом медленно провел рукой по лицу, будто стирая налипшую паутину, УЛЫБНУЛСЯ (!!!) и тихо произнес:

— Ты прав.

Уимон несколько мгновений ошеломленно пялился на него, а затем, поняв только, что Олег согласился, и испугавшись, что он передумает, торопливо кивнул и порскнул обратно к двери.

«Е-7127» в тот вечер он так и не разыскал, как и в последующую неделю. Хотя пытался. Он догадывался, что о присутствии такта в капонире знали все, но говорить об этом вслух было не принято из-за какого-то странного понятия, которое обозначалось словом «секретность». Он долго пытался разобраться с этим загадочным словом, но затем бросил эту затею. Так и не поняв до конца, как это может быть: «секретно» — это то, о чем знают только очень немногие, в то же время о Старшем ОУМе знали все, и это тоже было «секретно». На следующий день после их разговора Олег зашел за Уимоном в компьютерный центр. Он был не один. Рядом с ним был высокий военный с несколько сумрачным лицом.

— Пошли.

Уимон, который при появлении Олега оторвался от монитора, на котором блистали парки и интерьеры Версаля, опасливо покосился на военного и спросил:

— Куда?

— Если ты собираешься идти с нами, то тебе придется кое-чему научиться. Хотя времени на это остается очень мало.

Уимон кивнул и отключил компьютер.

— Куда идти?

Олег повернулся к военному.

— Это — Капитан Наумов. Когда-то он учил меня самого. Иди с ним.

После этого разговора у Уимона осталось очень мало времени на розыски «Е-7127». Но вот думать ему никто не мешал. И каждый вечер он долго не мог заснуть, размышляя над тем, что мог бы чувствовать он сам, оказавшись Возвышенным после всего того, что испытал Старший ОУМ. В его голове выстраивались параллели с собственной судьбой. Ведь хотя Уимон и не был Возвышен, он тоже потерял и отца, и всех своих родных, и это также произошло из-за той жизни, на которую их обрекли канскеброны.

Такта он вновь встретил только через полтора месяца. Когда однажды вечером, еле живой после тренировки, добрался до компьютерного центра. Прошлое Земли стало для него настоящим наркотиком, и он с жадностью поглощал все: музейные программы, книги, фильмы, музыку и живопись, традиционные ремесла и народные традиции. Удивительно, что после стольких лет оккупации все это еще оставалось доступным. Капитан Наумов рассказывал, что в первые годы после атаки, когда уже была создана сеть сателлитов планетарной обороны, канскеброны регулярно обрушивали на планету мощнейшие электромагнитные импульсы, стараясь стереть всю имеющуюся информацию со всех носителей. Они прекрасно знали, какие носители использовались людьми Земли и как их уничтожить. Вот только они даже не догадывались, что аппаратура, используемая военными, их хранилища и сети имели специальную защиту.

Компьютерный центр стал для Уимона настоящим сказочным дворцом. И он проводил там все свободное время. Но такта он там ни разу не встретил. Поэтому, увидя склоненную над монитором массивную фигуру того, кого он так долго искал, Уимон даже сначала не поверил этому. А потом бросился к нему. «Е-7127» почувствовал его приближение и, оторвавшись от монитора, на котором мерцал какой-то текст, набранный на незнакомом Уимону языке очень красивыми крупными буквами с рисованными заставками и виньетками по верху и низу страницы, и повернулся к Уимону.

— А, это ты, привет.

— Я тебя искал, — выпалил Уимон и осекся, не зная, что говорить дальше. Сказать надо было слишком много, но все приготовленные слова как-то внезапно напрочь вылетели из его головы. Такт молча смотрел на него, ожидая продолжения, а затем, очевидно поняв его затруднения, хитро прищурился и, заговорщицки подмигнув, заявил:

— Знаешь, я решил взять себе имя.

Уимон облегченно рассмеялся. Старший ОУМ был прав. Они действительно понимали друг друга лучше, чем кого-либо еще. И, поняв, что теперь не надо никаких слов, Уимон вдруг совершенно неожиданно, тем жестом, который он часто видел у Олега и остальных, но которым никогда не пользовался сам, протянул такту раскрытую ладонь и спросил:

— Ну, какое же теперь у тебя имя?

Такт внимательно посмотрел на протянутую руку, а потом осторожно взял ее своей ручищей и слегка сжал.

— Роланд. Здесь, на этой планете, когда-то жил такой парень, который очень любил ввязываться во всякие неприятности. Мне кажется, что мы с ним очень похожи.

Планетарный Контролер чувствовал, что что-то идет не так. Он не знал, насколько стоит доверять подобным ощущениям, поскольку все они основывались отнюдь не на объективных данных или результатах качественных, скрупулезных исследований, а на неких странных импульсах, возникающих в его истощенной человеческой составляющей. И именно поэтому он пока не предпринимал никаких особых мер даже для того, чтобы выяснить, ЧТО же идет не так. Вернее, основной причиной того, что он не предпринимал этих усилий, была такая постыдная уступка своей ослабленной человеческой составляющей, как чувство страха.

Он знал, что вот уже на протяжении нескольких лет на шестьдесят этажей ниже в специально оборудованном зале сидит Измененный такого же класса и с точно таким же венцом модема на голове в готовности при малейшем сбое перехватить управление планетой. И Планетарному Контролеру временами казалось, что его дублер уже устал ждать. Это было объяснимо. С того момента, когда он сам запустил программу полного дублирования Планетарного Контроля, которая и привела к появлению дублирующего центра и самого дублера, прошло уже более десяти лет. А ведь даже тогда, десять лет назад, основные тесты показывали, что его человеческая составляющая продержится не более года. Почему он все еще продолжал не только существовать, но и исполнять свои функции, было непонятно даже ему самому. Так что тестово-кодовые таблицы, которые за последнее время стали приходить на его модем из дублирующей системы намного чаще, чем обычно, кроме сухих колонок цифр доносили до него и явное ощущение нетерпения, испытываемого молодым Измененным, который уже несколько лет назад был готов взять на себя управление всей системой Планетарного Контроля, но до сих пор так и не имел возможности это сделать. Впрочем, судя по результатам последних тестов, ждать ему осталось недолго. После того как Планетарный Контролер неожиданно для всех продержался целых десять лет, он избегал делать какие-то временные прикидки, но то, что его человеческая составляющая находится на пределе, было ясно. Сбой мог произойти в любую минуту. И Планетарный Контролер счел бы это высшим счастьем. Но если перехват контроля произойдет, когда его человеческая составляющая все еще будет способна функционировать, для него остается только одно — окончательное отключение.