Фактор Черчилля. Как один человек изменил историю - Борис Джонсон

Он был встревожен неоднозначной реакцией на дрезденский огненный смерч, в котором погибли 25 000 человек – многие из них были полностью обуглены после британской ковровой бомбардировки. В засекреченном меморандуме он осуждает эту бомбардировку как «акт абсолютного террора и бессмысленного разрушения». Он пришел в ярость, когда узнал, что Королевские ВВС проявили культурное безразличие и атаковали дворцы Потсдама. Теперь ему предстояло увидеть результаты той политики, от которой он не мог дистанцироваться.

Только в Потсдаме погибли 1500 человек, а 24 000 стали бездомными. Когда Черчилль обходил развалины Берлина, его переполнило характерное для него сострадание. «Моя ненависть умерла вместе с их капитуляцией, – написал он в мемуарах, – я был потрясен их изможденным видом и ветхой одеждой».

Черчилль воевал не с немецким народом, он стремился сокрушить нацизм. Но теперь, находясь в апогее успеха, он понимал, что перед ним предстал другой неприятель – тот, который внушал ему страх еще до рождения национал-социализма. Этот неприятель был так же свиреп, так же идеологически одержим, и битва с ним была гораздо труднее.

Диаметр круглого стола, который был изготовлен русскими столярами специально для Потсдамской конференции, составляет около трех метров. Массивный дуб покрыт, как и прежде, красной войлочной скатертью: наверное, в честь русских организаторов встречи, красный флаг которых развевался над Берлином. Стол выглядит как идеальное место для покера, и у одного из игроков «большой тройки» были на руках все карты.

Невероятно, что после четырех лет ожесточенных сражений, когда нацистская Германия и Советский Союз держали друг друга за горло, как пара бешеных псов, у Сталина было 6,4 миллиона человек на европейском театре военных действий. Россия потеряла 20 миллионов человек и тем не менее закончила войну, будучи самой могущественной военной державой Европы.

Сталин, тиран Советского Союза со сверкающими глазами, был беспощаден и абсолютно циничен. Мы уже видели, как он провоцировал Черчилля в 1942 г., насмехаясь над предполагаемой трусостью британской армии. Таков был его стиль: глумиться, льстить, лебезить, запугивать, убивать.

Сталин поднялся к вершине власти, ликвидируя своих врагов, и удерживал власть, систематически истребляя целые группы населения: царских офицеров, кулаков, контрреволюционеров, поляков – кто бы ни встал на его пути. Еще до начала Второй мировой войны на его руках была кровь сотен тысяч человек. В Тегеране в ноябре 1943 г. Черчилль почувствовал смертоносную манию Сталина и необъяснимую готовность американцев потворствовать ей.

Когда «большая тройка» стала обсуждать послевоенное устройство Европы, Сталин вновь высказался о необходимости разделения Польши, причем значительная ее часть должна находиться под контролем России. Затем за обедом он обрисовал свои планы в отношении будущего Германии.

Сталин: «Пятьдесят тысяч немцев должны быть убиты. Необходимо уничтожить их Генштаб».

Черчилль: «Я не буду принимать участия в хладнокровном убийстве. То, что происходит в пылу сражения, – иное дело».

Сталин: «Пятьдесят тысяч ДОЛЖНЫ быть расстреляны».

Черчилль (покраснев): «Пусть лучше меня сейчас выведут и расстреляют, но я не буду позорить мою страну».

Франклин Делано Рузвельт: «У меня компромиссное предложение. Необходимо расстрелять не пятьдесят, а только сорок девять тысяч».

После этой остроты сын президента Элиот Рузвельт встал и сказал, что он всем сердцем поддерживает предложение Сталина, которое, несомненно, получит одобрение конгресса. Черчилль в бешенстве вышел из комнаты. Лишь с большим трудом его уговорили вернуться.

Американцы не понимали или не хотели понимать, что в словах Сталина была лишь доля шутки, а возможно, он вовсе не шутил. Он мог хладнокровно расстрелять 50 000 человек и сказать, что это не трагедия, а статистика.

На Ялтинской конференции в феврале 1945 г. Сталин спокойно и неудержимо проталкивал свою программу советского доминирования в Восточной Европе. К тому времени Рузвельт был безнадежно болен и периодически терял сознание, а у Черчилля не было военной мощи, чтобы противостоять советским притязаниям. Сталин был само очарование и потешал других своим ограниченным знанием английского языка. «Вы сказали это!» и «Туалет вон там» были среди немногих, но на удивление идиоматичных фраз из его лексикона. Главный посыл Сталина становился совершенно ясен: Россия должна сохранить все приобретения, обусловленные одиозным пактом Молотова – Риббентропа, а также распоряжаться в Восточной Европе и на Балканах, за исключением Греции. «Эту головню я выхватил из костра в рождественский день», – хвастливо говорил Черчилль.

Балтийские государства должны были отойти к России, Польша – попасть в сферу советского влияния, именно Польша, независимость и целостность которой стали причиной войны. Опять Польша была предана, разрезана и пожертвована в угоду тоталитарному режиму. Черчилль снова и снова оказывался в изоляции, а Рузвельт вставал на сторону советского диктатора.

Когда великий американский президент умер – это случилось 12 апреля 1945 г., – Черчилль принял ошеломительное решение не ехать на его похороны. Учитывая, что их взаимоотношения лежали в основе успеха союзников, этот шаг представляется поразительным, но только на первый взгляд: не стоит забывать о том отчуждении, которое постепенно нарастало между лидерами держав. Америка вела жесткий торг в отношении британских военных займов и была причиной раздражения по менее существенным поводам, таким как прекращение экспорта мяса в Британию. Но фундаментальное расхождение касалось именно Сталина, России и послевоенного устройства мира.

4 мая 1945 г. Черчилль написал Идену, что захват Польши «представляет событие в истории Европы, которому нет аналогов». 13 мая он телеграфировал новому президенту Трумэну о том, что «железный занавес» опустился на русском фронте. Черчилль употребил это выражение, вызвавшее впоследствии столько споров, за год до своей речи в Фултоне, штат Миссури. К концу того месяца Черчилль, крайне обеспокоенный перспективой полностью коммунистической Восточной Европы, предложил операцию, о которой стало известно лишь недавно благодаря историку Дэвиду Рейнольдсу. 24 мая он попросил британский штаб планирования подумать об операции, которую назвал «Немыслимое». В ходе ее британские и американские войска внезапно напали бы на русских и объединенными усилиями вытеснили бы их из Восточной Европы. Как они добились бы этого? Они привлекли бы на свою сторону самые эффективные вооруженные силы – вермахт.

Черчилль посоветовал Монтгомери хранить захваченное немецкое оружие так, чтобы его в любой момент легко можно было передать денацифицированным немецким войскам и те обратили бы его против Красной армии. Эти планы оставались в секрете до 1998 г. – пожалуй, и к лучшему, что до того о них не было известно.

Но даже если они и были оправданны, Черчилль никоим образом не мог убедить американцев присоединиться к ним. Чтобы понять американское потворство русским, необходимо вспомнить, как выглядел мир из Вашингтона в 1944-м и начале 1945 г. Война на Тихом океане не была закончена. Японцы оказывали яростное и самоубийственное сопротивление. Японское население было обучено методам партизанской войны, даже бою на копьях. Американцы понимали, что в конечном счете победа будет на их стороне, но опасались ужасных людских потерь (несмотря на обладание ядерным оружием). Они надеялись, что русские решительно выступят вместе с ними.