Песнь теней - С. Джей-Джонс

Графиня рассмеялась.

– А потом что? Спасете вашего Короля гоблинов?

Тем самым она озвучила надежды, которые я даже сформулировать не осмеливалась, и это ранило больнее всего, даже больнее презрительного ехидства в ее тоне.

– Я должна попытаться, – повторила я.

– О, дитя, – презрительно усмехнулась графиня. – Если вы полагаете, что вы единственная, кто способен прервать цикл жертвоприношений и измен, то ваша самонадеянность не знает границ.

На задней стенке моего горла стала скапливаться желчь, едкая и горькая.

– Разве первая Королева гоблинов не ушла? – спросила я. – Разве она не вернулась и не вырвала своего Короля гоблинов из тисков Древних законов?

– И как вы думаете, чем она за это заплатила? – парировала графиня.

Я замолчала.

– Жизнь за жизнь, Элизабет. Смерть за урожай. Это она заманила следующего юношу, чтобы он остался там, чтобы стал новым Королем гоблинов. А он в свою очередь вышел затем в мир в поисках невесты, которая бы напомнила ему о жизни смертных, которой его лишили. И в свою очередь этот мужчина навязал свой трон другому юноше, потом еще, и еще другому. Это не закончится, мадемуазель. Только не для нас. Только не для тех, кто является собственностью Эрлькёнига.

Вихрь приближался, воды безумия грозили утопить меня в своих глубинах. Я не могла – не хотела – поддаваться. Я не утону в отчаянии. Если что-то и заставляло меня двигаться дальше – так это моя вера в любовь, любовь Короля гоблинов ко мне и в мою любовь к брату. И к сестре. И к верхнему миру. Я попытаюсь или же полностью потеряю себя.

– Бедная дурочка, – мягко произнесла графиня, увидев выражение моего лица. – Бедная, несчастная дурочка.

Я вырвала компас из ее пальцев.

– Если не хотите мне помочь, – сказала я, – тогда хотя бы не стойте у меня на пути.

Она долго смотрела на меня и ничего не говорила, хотя в ее живых зеленых глазах затаились все слова этого мира. Затем она кивнула и отступила.

– Viel Glück[43], Элизабет, – сказала она, когда я проходила мимо. – Удачи тебе.

Я вышла из дома. Стрелка компаса указывала вперед и прямо на затерянную тропу, вверх по склонам, к таинственному, зеркальному озеру, отражавшему другое небо. Тропа из невероятных маков вспыхнула возле моих ног, колеблясь и шепча на невидимом ветру.

Души тех, кого принесли в жертву. Волоски встали дыбом у меня на руках, как будто приветствуя этот невидимый бриз, когда шепот и бормотание вылились в слова.

«Поспеши, поспеши, – подгоняли меня маки. – Еще не поздно.

Было еще не поздно. Я набралась храбрости и понеслась.

Облака над моей головой были тяжелыми и серыми, нагруженными снегом ранней весны. Жирные, влажные снежинки падали тяжелыми каплями, полудождинками, полульдинками. За спиной я услышала легкий топот копыт. Или же это билось мое объятое тревогой сердце, отбивая неровную дробь страха и радостного возбуждения. Я взбежала на холм, не глядя на тропу и не смотря себе под ноги.

Тропа внезапно проявила коварство – снег превратился в скользкую грязь. Дорожка была такой узкой, что ее ширины едва хватало для одного человека, даже такого невысокого и худого, как я. Один неверный шаг – и я погибну. Эта мысль кувырком пронеслась в голове, и я не смогла воспротивиться желанию заглянуть за обрыв в пропасть. С высокого крутого обрыва просматривалось дно долины, простиравшееся в нескольких сотнях футов подо мной, и я подошла еще ближе и наклонилась еще ниже. Какой-то части меня даже нравилось чувство опасности, нравилось смотреть ей в глаза, нравилось ждать самого ужасного. Я хотела, чтобы острый нож смертности прижался к моему горлу, хотела почувствовать, как заколотится под лезвием пульс. Я никогда не ощущала себя более живой, чем на краю смерти.

Затем выступ, на котором я стояла, обрушился.

В какое-то пронзительное мгновение ясности я подумала, что это, наверное, и есть наилучшее завершение моей судьбы. Потому что как бы я ни старалась нести добро своим любимым и миру, в конечном итоге я всегда спотыкалась о собственную самонадеянность, опрометчивость и манию. Это никогда не позволит мне перейти на следующий уровень. Это разрушит все, к чему бы я ни прикоснулась, несмотря на мои самые лучшие намерения.

Виноградные лозы опутали мои руки и ноги, мертвые кустарники и горные кусты смягчили мое падение. Компас графа полетел вниз, и склоны холмов эхом отразили треск разбитого стекла и металла. Послышалось громкое хрусть, когда что-то сломалось в моем запястье, и эта боль резко отдалась в голове, хотя она и казалась далекой и нереальной. Даже возможности закричать я оказалась лишена – внезапный рывок, не позволивший мне стремительно упасть на дно долины, вырвал дыхание из моего тела. Я целую вечность висела над обрывом, поддерживаемая корнями и виноградными лозами, которые сплелись вокруг моих конечностей, оставленная навеки балансировать между жизнью и смертью.

Затем в расщелине склона холма мелькнули черные, как спинка жука, глазки, длинные тонкие пальцы, ветки и паутина вместо волос.

Веточка.

Ветки ежевики плотнее обхватили меня и медленно, но уверенно потянули обратно на тропу, в безопасное место. Из грязи и камней вырвались руки, как делали тогда, когда я пыталась бежать из Подземного мира, но на этот раз они помогали мне подняться, а не затаскивали вниз.

Меня доставили обратно в надежное место на более низкий выступ, чем тот, с которого я упала. Я немного полежала там, стараясь отдышаться и вернуться обратно в свое тело, обратно в настоящее, к боли в запястье, к грязи, которой пропитались у меня на спине шелк и шерсть, к камушкам, врезающимся в нежные части тела. Мой разум находился одновременно и в прошлом, и в будущем, охватывая все совершенные мною ошибки, все сожаления, все принятые мною решения – и хорошие, и плохие. И я была в шаге от того, чтобы больше никогда ничего не совершить.

Когда я пришла в себя, я была одна.

Может быть, Веточка и гоблинские руки мне привиделись? Дикая боль в запястье вытеснила все посторонние мысли, и я принялась как в колыбели укачивать свою левую кисть, поддерживая ее правой рукой. Перелом выглядел смещенным, странным, неестественным, и от его вида меня затошнило сильнее, чем от боли. Задыхаясь и рыдая, я попыталась поправить левую руку правой, вернуть кости на место. Скрежет, треск, нездоровый хруст в глубине тела, отголоски которого раздались в черепе и зубах, и вдруг – внезапное облегчение. Блаженство и нега наводнили меня своим теплом, и я решила, что мне нужно еще немного полежать и подождать, пока не пройдет головокружение.

Я могла бы лежать там вечно, изнуренная водоворотами страха и изнеможения, но шепот снова стал меня подгонять.

«Поспеши, госпожа, поспеши, – подгоняли они меня. – Еще не поздно».

Мне не хотелось никуда идти, но я должна была это сделать. Я поднялась на ноги, и теперь уже, ступая по новой тропе, держалась ближе к склону холма. Компаса у меня больше не было, но это не играло роли. Из трещин, из-под камней выпрыгивали на тропу маки и вели меня нужной дорогой.