Спицы в колесе сансары - Надежда Первухина

Радха говорит Будде: «В чем состоит сущность Мары?» — «Где есть телесность, Радха, там есть Мара — смерть. Поэтому, Радха, смотри на телесность как на Мару — это и есть убийца — или умирающий, или болезнь, или смертельная рана».

Мара не вечен, ибо нет ничего вечного в пределах возникновения и гибели. Но пока миры вращаются в своем круговороте и пока существа умирают и снова рождаются, появляются и все новые Мары с подчиненными им полчищами богов…

Если святой муж напрасно просит милостыню и нигде не получает подаяния — это дело Мары. Если в деревне люди издеваются над благочестивыми монахами — это Мара вселился в них. Если ученик Ананда в решительный момент перед смертью Будды не попросил наставника продолжить свое земное существование до конца этой вселенной, то это случилось потому, что Мара затуманил его чувства.

Однажды пребывал Возвышенный в стране Косала, в лесной хижине. И возникла в душе его мысль: «Поистине возможно быть царем, царствуя справедливо, никого не убивая и не позволяя убивать, не притесняя и не позволяя притеснять, не терпя скорби и другим не причиняя страданий». Тогда услышал Мара эту мысль, возникшую в душе Возвышенного Будды, и пришел, и сказал так:

— Господин, пусть Возвышенный сделается царем, пусть Совершенный будет царем, царствуя справедливо, никого не убивая и не позволяя убивать, не притесняя и не позволяя притеснять, не терпя скорби и другим не причиняя страданий.

Будда возразил:

— Что ты имеешь в виду, говоря мне это?

Мара сказал:

— Возвышенный усвоил себе волшебную силу: если Возвышенный захочет, он может потребовать, чтобы Гималаи сделались золотом, и они сделаются золотом.

— Какая польза мудрому, если он будет обладать серебром или золотом? — возразил Маре Будда. — Кто познал страдание, как может тот человек предаваться удовольствию? Кто знает, что земное существование представляет оковы в этом мире, тот человек пусть упражняется в том, что освобождает его от этих оков.

И Мара удалился от Будды опечаленный и раздраженный.

О той твердости, которую благочестивый человек должен противопоставлять посягательствам Мары, говорит Будда в басне о черепахе и шакале:

— Однажды черепаха как-то вечером отправилась на берег реки поискать пищу. И шакал тоже вышел к реке на добычу. Когда черепаха увидела шакала, она втянула голову в панцирь и без страха погрузилась в воду. Шакал решил дождаться, пока черепаха не потеряет бдительность и не высунет голову. Но черепаха лежала на дне реки, и шакал оставил свою добычу и ушел прочь. Так же, ученики, подстерегает вас Мара всегда и постоянно, и думает: «Я войду через их глаза, через их уши, тела и мысли. Поэтому охраняйте двери ваших чувств. Тогда Мара удалится от вас, потому что не найдет вход, как шакал удалился от черепахи!»

Анна Николаевна закончила читать и поставила книгу на полку. Потом посмотрела на Собхиту. Мальчик слушал ее, сверкая глазами.

— Все ли понятно тебе, дитя? — спросила ведьма.

Собхита кивнул.

— Только мне кажется, — сказал он, — что, если бы шакал попался упорный, он дождался бы черепахи. Значит, этот Мара просто не упорный и не сможет противостоять мне.

— Почему ты думаешь, что Мара будет тебе противостоять?

— Я не думаю, — спокойно сказал мальчик. — Я знаю.

…Прошло несколько дней. Анна Николаевна мыла окна в доме и оступилась с табуретки. Получилось небольшое растяжение связок, которое, впрочем, не давало спокойно жить. Анна Николаевна препоручила Собхиту заботам домашних духов и отправилась в поликлинику. Платную, разумеется. В платной, как она надеялась, не будет очередей.

Однако ее надеждам не суждено было сбыться. В кабинет хирурга сидела очередь человек из десяти. Анна Николаевна грустно вздохнула и села в очередь. Выхода не было. Она достала из сумочки новый роман Даниэлы Стил (в последнее время ведьма пристрастилась к сентиментальным романам) и принялась читать.

Когда она в третий раз перечитала эпизод, где герой страстно покрывает тело героини поцелуями, то поняла, что за ней кто-то наблюдает. Это было неприятно. И может быть, даже опасно.

Анна Николаевна захлопнула книгу и вызывающе огляделась вокруг. И ее взгляд, как рапира, скрестился с другим взглядом — любопытствующим, напряженным, смелым. На нее смотрел мужчина лет тридцати. Анна Николаевна не смутилась, а в свою очередь принялась лорнировать незнакомца.

Незнакомец сидел напротив — в кабинет к офтальмологу и выглядел на миллион рублей, как сказала бы современная молодежь. Он был стильно и со вкусом одет, хотя во всем наряде ощущалась некоторая богемность. Такая, какая наблюдается у успешных писателей и фотохудожников. Физиономия тоже была отменной: высокий лоб с шапкой каштановых кудрей, карие глубокие бархатные глаза, оливкового цвета кожа… Вид немного портили узкие, в ниточку вытянутые губы.

Анна Николаевна почему-то почувствовала себя неловко. Вспомнилось, что колготки на ней заштопаны в двух местах, да и костюмчик бедноват. Но она, в конце концов, пришла в больницу, а не в ночной клуб!

Меж тем незнакомец, поймав ее взгляд, обаятельнейше улыбнулся. Анна Николаевна поймала себя на том, что хочет улыбнуться в ответ. Но ей все-таки удалось сдержать этот порыв.

— Привет, — сказал ей незнакомец.

— Добрый день, — чопорно отозвалась Анна Николаевна. — Простите, не могу припомнить…

— А вы и не припомните! — весело сказал парень. — Мы с вами виделись довольно давно на одной из многочисленных корпоративных вечеринок.

— Вы, вероятно, обознались. Я не посещаю корпоративных вечеринок.

— Не может быть! Вы ведь Анна Николаевна Гюллинг?

— Совершенно верно.

— А я Марат. Марат Кадыров. Фотохудожник.

В определении профессии ведьма Гюллинг не ошиблась.

— Очень приятно. И что же дальше?

— Как что дальше?

— С чего вы, Марат, решили завести этот разговор?

— Я просто обрадовался вам, как старой знакомой.

— Благодарю за слово «старой».

— Ох, простите! Я не мастер говорить комплименты и следить за словами. Леплю, что в голову придет. Вообще-то вы прекрасно выглядите. Даже не понимаю, зачем вы пришли в клинику.

— Растянула связки. Пусть пропишут какие-нибудь мази и физиотерапевтические процедуры.

Марат сочувствующе поцокал языком.

— Ну, в конце концов, растяжение связок — это не так страшно.

— А что страшно?

— Ну, например, перелом. Открытый.

— Да, неприятно. А вас, Марат, что привело в клинику?

— Вы знаете, стали болеть глаза от фотовспышки. Пусть посмотрят глазное дно. Капли какие-нибудь пропишут…

— Ваша очередь, Марат. Всего доброго.