Сердце земли - Лус Габас

Дамер упер руки в бока:

– Ты говоришь – мы?

– Я не хочу, чтобы ты уезжал, но не только чтобы ты остался в Алкиларе. Я хочу, чтобы ты остался со мной. И не только это! Я видела твою работу, и я привыкла к новым соседям!

Дамер провел ладонью по ее волосам, по щеке, скуле:

– Останься со мной сегодня. Я хочу провести ночь с тобой здесь, в своем доме.

Алира склонила голову, опираясь на его сильную, грубоватую руку. Дамер часто просил ее об этом, но она все время отказывала. Она могла бы остаться ненадолго, но не на всю ночь. Как Золушка из сказки.

– Но я не могу. – И она рассказала ему обо всем, что произошло: о бульдозерах, о пуговице – и пояснила: – Не знаю, вернутся ли Аманда и Адриан сегодня домой. И не знаю, что будет завтра, что станется с мамой, если я вдруг исчезну.

Дамер ослабил объятья и отступил на шаг:

– Мне нужно переговорить с остальными. У нас мало времени.

– Ты что задумал?

– Если они хотят войны, они ее получат.

Сверчки верещали особенно громко, когда Алира лежала в изнеможении после невероятно долгого дня. Мысли не давали ей уснуть. Не отпускало ощущение, что что-то страшное должно случиться. Раньше ее жизнь была упорядоченной и размеренной, даже на фоне медленного затухания жизни вокруг. Теперь же она вынуждена была признать, к своему ужасу, что ей предстоит столкнуться с неотвратимым хаосом, который окончательно разрушит ее королевство.

Она ворочалась в кровати, когда внезапно услышала рокот двигателя подъехавшего автомобиля. Томас уже давно лег, так что это мог быть только Адриан, Аманда или они оба. Женщина выглянула в окно: это и впрямь были они, покидали полицейскую машину. Вскоре после этого по лестнице прошуршали шаги. Женщина напрягла слух: ей хотелось узнать, пойдут ли они вместе в спальню, хотя это и было маловероятно. Она вернулась в постель, гадая, как они поведут себя на следующий день. Они ведь не смогут вести себя как обычно!

Но чуда не случилось: кто-то постучал в ее дверь.

– Да? – отозвалась Алира, зажигая ночник на прикроватном столике.

Аманда в ночной рубашке проскользнула внутрь. Она была в отчаянии. Гостья вцепилась в дверную ручку, как будто ее не держали ноги.

– Я не могу спать одна. И с Адрианом тоже не могу. Я не знаю, чего я вообще хочу и что мне думать.

Алира похлопала ладонью по постели, приглашая Аманду прилечь рядом, как они делали в детстве. Та прикрыла дверь как можно тише и проковыляла к постели, как будто тело ее не слушалось.

– Отдыхай, – произнесла Алира. – Завтра будет новый день.

Аманда всхлипнула. Какое-то время она не могла произнести ни слова разборчиво и наконец прошептала:

– Я закрываю глаза и представляю, что могло бы случиться. Но я не знаю точно. Ничто уже не будет, как прежде. Это всё большая ошибка. Всё на свете! Что за дурацкая жизнь!

Мигрень была невыносимой. Дуния открыла глаза, но ничего не видела. Вокруг было темно. Это ее спальня? Но она лежала на чем-то твердом. Руки нащупали не мягкие простыни, а комочки влажной земли. И было холодно.

Жуткая боль отдавалась в затылке. Пора прекращать столько пить, алкоголь ее убьет когда-нибудь. Но как же она любила чувство эфемерности, когда реальность медленно таяла, когда она ощущала покой, коий не посещал ее, когда она была трезва. Ей казалось, что она спускается в пещеру, разговаривает с кем-то, кто совершил нечто дурное, а она об этом узнала. Ее попытались обмануть, но она их раскусила.

Почему она запомнила образ Тельмы? Что между ними общего? Было ли это всего лишь сновидением, как и раньше? Этот сон ей не нравился. Хотелось очнуться, а потом снова заснуть.

Мигнул свет, потом снова погас. Кто-то ее звал? Ах, это он! Он заберет ее из этого холодного места! Хватит уже с нее.

Дуния закрыла глаза и представила себе, что снова спит.

После вечерней встречи с Амандой Адриан вернулся в свою спальню раньше, чем обычно, потому что завтра нужно было встать пораньше. Дунии в комнате не было. Мужчина счел, что, как всегда, обнаружит ее внизу в поисках выпивки. Не было смысла спасать ее от дурной привычки. Он лишь сожалел, что в течение стольких лет смог сделать для нее только одно: сохранять лицо.

На кухне он услышал странный шум, доносившийся от лестничного пролета, как будто кто-то там прятался или осторожно крался. Тусклый лунный свет озарял несколько ступенек. Мужчина не стал зажигать свет, пригляделся и заметил Тельму, на цыпочках взбиравшуюся по лестнице. Ее напряженные плечи, руки и походка наводили на мысль, что что-то случилось.

Тогда Адриан вернулся в кухню и стал ждать, сам не зная чего или кого. Что делала Тельма ночью внизу, не его ума дело. Он нацедил себе стакан молока и присел за стол к темноте. Ему нравилось проводить время с Амандой, и он надеялся, что огонь их чувств никогда не угаснет. Как бы изменилась его жизнь в обществе женщины вроде нее – с ее энергией и необычным взглядом на вещи. Как жаль, что в юности мы не понимаем, что было бы для нас лучшей партией!

Если б только он влюбился сразу в Аманду, а не в Дунию, все было бы по-другому. Если бы он влюбился в Аманду, а не в Алиру. Он ведь любил ее, очень сильно любил. Но они были слишком разные. Влечение к ней всегда его смущало, стоило им оказаться под одной крышей. Если бы она тогда сказала ему «да», они были бы счастливы, но недолго, и в итоге она пришла бы к тому же самому решению. Она слишком привязана к этому дому и этой земле. А его мнение с юности не поменялось: его не прельщала перспектива становиться деревенским парнем на выходные. Он не понимал привязанности Алиры к поместью, его истории, местным животным и растениям. Мир открылся перед ним во всем блеске возможностей. Современная жизнь несла в себе скорость, интриги и приключения. А Алкиларе – и в особенности, поместье – казался ему старым заедающим механизмом, который вот-вот сломается. У него не было ничего общего с людьми, подобными отцу Алиры, с огрубевшими руками, загорелым лицом, в мешковатой, поношенной одежде. Юный Адриан представлял себя в будущем в модных костюмах, с дорогими часами, в театре или кинотеатре, потягивающим коктейли на роскошных вечеринках. Такому человеку больше подошла бы Дуния.

Дуния привлекла его красотой, нежностью, хрупкостью и семейным положением. Но постепенно повседневность ее разрушила, как и многих до нее. Возможно, будь у них дети, жизнь сложилась бы иначе. Сезар как-то сказал, что, когда появляются дети, ты перестаешь думать о себе и начинаешь заботиться лишь о них, даже не осознавая этого. Возможно, в этом таился ключ к счастью – жить, не беспокоясь исключительно о себе. Но детей у них с Дунией не было, потому что своих они родить не могли и при этом не хотели ввязываться в волокиту с усыновлением. Адриан не жалел об этом; Дуния утверждала, что она – тоже, а следовательно, причину разлада их отношений следовало искать в другом. Они наслаждались постоянной свободой, в последний момент решая, куда поехать отдохнуть, выбирая место жительства наобум. Они могли бы быть счастливы, но слишком много думали о себе.