Танго блуждающих (сборник) - Жанна Ложникова

– Вы что-то знаете?

– Знаю. Думаю, нам нужно поговорить. Идемте.

Металл в голосе и колющая краткость фраз, обескуражили Киру, он замешкался.

– Идемте, – повторила Аля уже за его спиной.

– О, Нать, гляди, нашего классного психологичка забирает! – пропела Ангелина стоящей у окна подруге, но та даже не повернулась к ней. – Нать, а ты че это со мной не общаешься, а? Целый день молчишь. Что случилось, подруга?

– Знаешь, Геля, – решилась объясниться Надя, – мы больше не подруги.

– Что? Не поняла.

– Мне надоело. Мне… мне было неприятно тогда. Это… это было как предательство. Ты оттолкнула меня. Мне неприятно с тобой общаться. Вот. – Надя снова отвернулась к окну.

– Это че? Развод и девичья фамилия? Не играй в мои игрушки и не писай в мой горшок? – хихикая, сыпала вопросами Ангелина.

– Это серьезнее, – отрезала Надя.

– Да ладно, серьезнее! Перебесишься – прибежишь! Тоже мне! – в голосе Ангелины послышались нотки раздражения и досады. – Из-за какого-то паршивого Витьки, близкую подругу! Да он, он вообще никуда не годится, тоже нашла кого любить! Он… он и целоваться-то толком не умеет, а уж про остальное и вообще молчу!..

– Понятно, – просипел кто-то за спиной Ангелины.

Девушка вздрогнула и оглянулась. Витька с белым, как свежий снег, лицом, глядел на нее потемневшими глазами, сжимая и разжимая кулаки:

– Понятно…

– Ой, ну что тебе понятно, Витечка? – неожиданно сладким голосом запела Ангелина. – Это же я вообще не о тебе говорила. Ты имя слышал свое – нет.

Она сделала два шага навстречу ему, хотела обнять, но он, отстранившись, процедил сквозь зубы:

– Видеть тебя больше не хочу.

Ангелину обдало жаром, потом холодные «мурашки» побежали по спине к затылку и там, образовав жесткий, шевелящийся ком, обосновались окончательно, заставив встать все волосы на голове дыбом. Язык окаменел, в горле пересохло.

Прозвенел звонок. Витька развернулся на сто восемьдесят градусов и пошел прочь. Надя тоже ушла, не глядя на подругу. Ангелина осталась одна посреди пустого, затихшего коридора.

Кира вошел в дом и остановился в темной прихожей. Снял шапку.

– Чего стоишь-то? – подтолкнула его вошедшая следом бабушка. – Проходи. Там вон она, в комнате сидит. Цельный день слова из нее не вытянешь.

В комнате, пронзительно поскрипывая металлом, чеканил будильник. Липа сидела напротив окна, будто ждала кого-то, уткнувшись в атласную синь неба.

– Я слышал, ты уехать решила, – сдавленно, неестественно прозвучал голос Киры.

– Вам-то какое дело? – не оглядываясь, спросила девочка, видно было, как подобралось ее худенькое тело, казалось даже, волосы на голове превратились в колючие иголки.

– Я же твой классный рук…

– И что?! – Она оглянулась, и Кира отступил – его обдало клокочущей ненавистью. – Вам тем более должно быть все равно!

– Тем более? Но так нельзя, – пролепетал Кира.

– Можно! Если даже матери плевать – значит, можно! Вы, вы мне вообще никто… никто… никто… – Она зарыдала, отвернувшись к окну.

– Послушай, Липа. – Кира шагнул вперед, вытянул перед собой руку. Но, не коснувшись плеча девочки, ладонь застыла в воздухе. – Это необратимо, понимаешь? Если ты сейчас уедешь, то превратишься в вечное перекати-поле. Это необратимо, от этого не уйти. Тебя вечно что-то будет гнать с насиженного места. – Он замолчал и тут же опомнился: «Что я несу!» Рука его дрогнула и опустилась на ее плечо. – Твоя мама любит тебя, просто каждый имеет право на личную жизнь. Отпусти ее – ты взрослая, сильная, займись собой. У тебя есть интересы – развивайся.

– Про перекати-поле было убедительнее, – шмыгнула носом Липа.

Кира вздрогнул, убрал руку с ее плеча, отвернулся:

– Что бы ни было, нельзя бежать.

– Может, чаю? – голос Липы стал теплее. – У меня вчера день рождения был – пирог бабушкин еще остался.

– С прошедшим тебя. – Кире стало неловко: тоже мне классный руководитель, забыл о дне рождения воспитанницы!

Бабушка, довольная, просветлевшая, сновала по кухне, угощая гостя и весело поглядывая на внучку:

– Ну вот, друго дело, а то не ела, не пила, молчала тока!

Кира смущенно улыбался в ответ. Липа ела с аппетитом, щеки ее разрумянились, губы стали яркими, но в блестящих глазах все еще мелькало нечто настораживающее, ясно говорящее Кире о том, что еще рано праздновать победу.

Потом они говорили. Говорили обо всем. Однако Кира старательно избегал школьной темы, чтобы не напоминать Липе о выходке Ангелины и о Барабашкине. Видно было, что и Липа не желает об этом говорить.

Перед тем как уйти, он еще раз заглянул в глаза Липы. Она улыбалась искренне, взгляд ее просветлел, но в нем еще дрожало напряжение и беспокойство.

– В понедельник приходи в школу, – осторожно пригласил Кира и, помедлив немного, добавил: – Нам тебя не хватает.

Она кивнула. Уголки губ ее слегка дрогнули. Глаза стали влажными.

Всю дорогу домой Кира корил себя за неосторожную фразу. Какой же он классный после этого! Полное отсутствие чуткости и такта! Что если она теперь вообще не придет и документы заберет из школы! Он будет в этом виноват! И зачем пошел? Ну уехала бы себе да уехала – в конце концов, это ее дело! Как же он не любит вмешиваться в дела других!

Рассуждая так, Кира почувствовал острое желание бросить все и уехать тут же, сейчас же, лишь бы не видеть больше ни этих детей, ни учителей – никого! Это желание росло, вызывая нестерпимую физическую боль.

Он не заметил, как прошел мимо своего дома, как миновал последний дом широкой улицы и вышел из села. Он шагал и шагал по дороге, ведущей к горизонту, которая казалась бесконечной. Пока чьи-то руки не сомкнулись у него на груди – кто-то обнял его сзади и, тяжело дыша, прижался всем телом.

– Вот он ты, – прошептала Зарина, едва переводя дух, – наконец я тебя поймала! Ты куда идешь?

Кира молчал, только теперь он увидел, что стоит посреди заснеженного поля, что сумерки стали гуще и в небе уже поблескивают первые звезды.

– А я смотрю, ты не ты идешь? Оказывается, ты, – шепотом объясняла Зарина. – Что случилось?

Кира глубоко вздохнул, повернулся к ней и крепко обнял самого близкого человека на земле.

– Я… я запутался… – начал он, вздыхая, и каждый вздох, подобно рыданию, вырывался из его груди. – Я говорил с ней, но как это глупо все-таки, как глупо и бесполезно…

– Нет-нет, любое влияние небесполезно. Она тебя слышала – она сделает выводы, примет решение.

– Но она уедет, все равно уедет…