Месть и любовь - Кэтрин Коултер

Маркиз согнулся, как зверь, приготовившийся к решающему прыжку. В эту минуту его холодные глаза были сосредоточены на правой руке противника. Чувствовалось, что ему надоела эта затянувшаяся возня и что он готов к победному завершению этой злосчастной дуэли. Как ни странно, но Оберлон хотел, чтобы она закончилась достойным и благополучным для Монтейта образом. Он не до конца понимал самого себя. Почему ему хотелось такого исхода? Потому, что сам когда-то был юношей? Может быть. Да, сейчас перед ним был безусый юнец. Этого он не мог отрицать. Но мальчик тем не менее горел желанием проткнуть ему грудь шпагой. Эта мысль не выходила у него из головы и смущала его душу.

Хэтти хотела сделать бросок, чтобы выбить у него шпагу. Но тут ей на ум пришло одно из крылатых выражений синьора Бертиоли, и она осталась на месте. «Милорд, — сказал однажды ее учитель, — тот, кто способен терять голову, наверняка когда-нибудь потеряет и сердце. Но, как вы догадываетесь, мой юный друг, я имею в виду отнюдь не безумную любовь к леди». Хэтти вспомнила, как она долго смеялась над этими словами и как потом, взяв их на вооружение, начала маневрировать и отвлекать внимание многоопытного маэстро такими изощренными трюками, что единственный раз за все время тренировок ей почти удалось пробить его защиту.

Эти мысли помогли ей обрести спокойствие, но не усыпили ее бдительности. Она продолжала следить за малейшими движениями маркиза. «Он ждет от меня сильного рывка, — внезапно осенило ее. — Так и быть, он его получит».

Она наклонилась и резким движением подалась всем корпусом вперед, выбросив вытянутую руку со шпагой, нацеленной кончиком в его сердце. В этом была ее роковая ошибка.

Маркиз мгновенно оценил представившуюся ему возможность: Монтейт пожертвовал защитой. Ловким ударом он отклонил клинок противника в сторону, намереваясь затем сильным броском направить свою шпагу на его поднятую руку.

В этот момент Хэтти решила применить самый сложный прием итальянского маэстро. Она с силой отдернула руку и так быстро отскочила в сторону, что шпага маркиза отклонилась от заданного направления. Она тотчас бросилась на него, собираясь пронзить ему плечо.

Инстинкт, рожденный длительными упражнениями, помог маркизу избежать этого удара. Он круто повернулся и перехватил шпагу Монтейта, потом внезапно резко отступил, чем лишил противника равновесия. При этом маркиз не сумел умерить силы его броска, и поэтому, когда молодой человек пошатнулся, он, к своему ужасу, почувствовал, как кончиком своей шпаги с удивительной легкостью вошел ему в бок.

Хэтти резко вскинула голову, испугавшись, что может упасть. Сначала она почувствовала укол в бок, потом появилось странное ощущение — как будто на нее повеяло струей ледяного воздуха. Маркиз стоял напротив нее неподвижно, с суровым бледным лицом.

Она увидела, что его шпага от кончика и выше на одну четверть покрыта ярко-красной кровью. «Это кровь, — пронеслось у нее в голове, — моя кровь». Вместе с тем она не чувствовала боли.

— Остановитесь, Монтейт, — услышала она голос графа Марча. — Лорд Оберлон ранил вас. У вас кровь. Все. Поединок закончен.

Все? Не тут-то было! Почему он решает за нее, этот граф? По-видимому, он вместе с маркизом решил, что она покроет себя позором из-за какой-то царапины?

— Кто вам сказал, что все?! — вскричала она чистым громким голосом. — Я еще только начинаю. Защищайтесь, Джейсон Кэвендер!

Она снова обрела уверенность и силу. С этой минуты ее тела как будто больше не существовало. Существовали только мозг и вытянутая рука со шпагой.

Маркиз бросил беспомощный взгляд на графа. На большее у него просто не было времени, так как Монтейт бросился на него как разъяренный демон. Он поспешно отпрыгнул назад, парируя удар. Видя лихорадочно блестящие от азарта глаза юноши, он понял, что одержимость заставит его забыть о боли. Он будет истекать кровью, не сознавая, как тяжело ранен. Небольшое кровавое пятно быстро расплывалось на белой рубахе, пропитывая материю вокруг раны.

— Монтейт, остановитесь! Посмотрите на свой бок! — кричал маркиз сквозь свистящие звуки клинков. С равным успехом он мог обращаться с этим призывом к ветру. Хэтти, хотя и слышала его слова, умом отказывалась воспринимать их смысл.

Она услышала свой смех. Громкий, торжествующий смех. Браво, она наступала! Своей шпагой она рассекала воздух с такой силой, что ее противник то пятился назад, то отскакивал в сторону, чтобы ослабить ее удары.

Это была безрассудная, неистовая атака. Маркиз понимал, что за непрерывными бешеными выпадами нет ни расчета времени, ни искусства. Помутившийся разум молодого человека не позволяет ему осмысливать ни истинную обстановку боя, ни собственное состояние. Эта мысль вызывала у маркиза все большее и большее беспокойство. Если он не сможет в ближайшее время прекратить дуэль, молодой человек может истечь кровью. Но он был уверен, что Монтейт не подчинялся здравому смыслу, и поэтому не стал продолжать предостережений.

В следующие несколько минут маркиз полностью уступил инициативу противнику, парируя один за другим его безумные удары. Он сознательно не выходил за рамки обороны. Между тем молодой человек устал, его атаки были неудачны, неточны, все чаще следовали удары невпопад, а движения теряли былую ловкость. Маркиз мог бы легко разбить его защиту, однако неизменно отступал. Он ждал подходящего момента. Нужно было перехватить шпагу Монтейта вблизи эфеса и выбить ее у него из руки. Поэтому он терпеливо ждал, отбивался и снова ждал. Он зорко следил за каждым пассажем, карауля подходящий момент. «Он устал и отступает, — убеждала себя Хэтти. — Дави его, дави сильнее. Вот правильно. Видишь, он испугался. Он боится тебя. Он испугался смерти, которую ты несешь ему. Правильно, отшвырни его назад. Еще назад. Дожимай его!»

И тут маркиз допустил ошибку. На секунду его глаза возвратились к матовому, теперь уже огромному и все еще расползающемуся кругу крови на теле юноши, и это ослабило его внимание.

Воспользовавшись оплошностью врага, Хэтти резким движением поддела его шпагу снизу и в ту же секунду выбила ее у него из пальцев. Шпага полетела на землю.

Хэтти торжествовала. Она добилась своего. Она действительно сделала это. «Ты побежден, ты побежден», — повторяла она про себя, держа шпагу у его сердца. Продолжая держать ее на вытянутой руке, она перенесла центр тяжести на правую ногу. «Почему он ничего не говорит? Почему не умоляет о пощаде?» — недоумевала она. Радостное опьянение победой начало проходить. В глазах у нее постепенно прояснялось. Она внимательно посмотрела на своего врага, спокойно стоявшего перед ней. В его темных глазах она не видела страха.

Граф Марч едва не сорвался с места, когда понял, что произошло.

— Ради Бога, Джейсон, сделайте что-нибудь. Маркиз не подал виду, что расслышал слова графа. Он и сам не знал, как ему вести себя. Почему он не делал никаких движений? В глазах молодого человека было что-то такое, что удерживало его.

Хэтти почувствовала, что ее единственная цель, составлявшая смысл жизни в последние несколько месяцев, медленно отодвигается в сторону. Она увидела себя такой, какой была задолго до всех этих событий. Перед ее мысленным взором предстала Генриетта Ролланд до того момента, когда раскрылась причастность маркиза к смерти ее брата. Та Генриетта Ролланд пребывала в глубоком горе, горе, вызванном прикосновением смерти. Но смерть задела ее лишь своим крылом: она продолжала вкушать блага жизни даже в те месяцы, когда чувствовала себя совершенно потерянной и одинокой. Тогда ей казалось, что отправить на тот свет маркиза — это такое простое дело. В ее представлении смерть этого человека была бы справедливым воздаянием за гибель брата, платой за причиненное ей горе. И вот наконец он стоит перед ней побежденный, но гордый, надменный и пока живой. Такой же живой, как она. Она понимала, что ухватилась за мысль его смерти, чтобы смягчить собственную боль. Сейчас у нее есть такая возможность. Она пронзит шпагой его сердце и лишит его жизни. Значит, ей предстоит лишить жизни другое живое существо? Нет, это было выше ее сил. Единственная цель — ее ненависть к нему, и сам акт возмездия — все это грозило развалиться в один миг.