Не плачь по мне, Аргентина - Виктор Бурцев

– Такое ощущение, что они все смотались на пару деньков куда-то подальше, – проворчал Джобс. – Что вы думаете, Тамански?

Костя промолчал. Американец зло плюнул и ушел.

– Давайте пошевеливайтесь, – донеслось с улицы. – Сваливаем отсюда ко всем чертям!

Таманский еще раз прошел по гостиной. Стол. Диван. Старые домашние тапочки с трогательными помпонами. Полки с книгами. Странно, почему Таманский не обратил на них внимания в первый раз. Или этого стеллажа вообще тут не было? Но нет. Сверху на полках остался слой пыли. Книги на испанском, английском, французском… Вождь, оказывается, полиглот.

Таманский подошел к стене с фотографиями.

Старые снимки…

Костя снова осмотрел экспозицию, словно разыскивая что-то. Что? Послание? Объяснения? С какой стати старик-индеец должен давать объяснения какому-то русскому, приехавшему черт знает откуда, да еще непонятно зачем?

Но Таманский все-таки искал.

И нашел.

Точно в центре.

Этой фотографии не было раньше, Костя мог бы поклясться. Потому что снимок такого содержания он бы не пропустил ни за что!

Черно-белое фото. На котором старик-индеец, Вождь, пожимает руку человеку с бородой, явно усталому и с трудом держащемуся на ногах…. Впалые щеки, заострившиеся скулы. Но глаза! Таманский не мог ошибиться… Не мог!

Вождь жал руку Эрнесто Че Гевара.

Костя сорвал фотографию со стены. Развернул. На обратной стороне был написан год, когда был сделан снимок.

1968.

Вождь не мог жать руку этому человеку. Невозможно обниматься с мертвецом.

– Тамански! – закричал Джобс. – Я уеду без вас!

Костя сунул фотографию в нагрудный карман и пошел на улицу. Остановился в дверях, обернулся и сказал:

– Спасибо…

На улице нетерпеливо взревывал джип.

– Какого черта вы там забыли, Тамански? – воскликнул американец. – И, черт побери, почему вы все время молчите?!

Не дождавшись ответа, он нажал на газ так, что сорванный дерн полетел из-под колес.

Когда они въехали в Буэнос-Айрес, Таманский дремал. Близилась ночь. Костя открыл глаза, осмотрелся.

– Почти приехали! – радостно сообщил Джобс. Он толкнул Таманского в плечо. – Да не хмурьтесь! Мы же возвращаемся с уловом!

– Остановите тут, Билл, – произнес Костя.

– Я довезу вас до отеля!

– Остановите тут.

– Хорошо… – Американец пожал плечами и тормознул около расцвеченного огнями кинотеатра. – Хотите посмотреть киношку?

– Нет. – Костя выбрался из машины, взял сумку со своими вещами. – Знаете, Джобс, – устало сказал Таманский. – Вы подлец.

Американец удивленно поднял бровь.

– Да-да, подлец. Но я вам благодарен. Вы втянули меня в аферу. И я вел себя как последний идиот, поддавшись на вашу провокацию. Конечно, в этом виноват я. Вы просто сумели меня провести. Я не знаю, что мы там нашли в джунглях. Да и никто не знает. Ни вы, ни Вождь, который сдал вам какие-то ненужные ему фотокарточки. Сейчас сам черт уже не разберется, где тут правда, где ложь. Кто и когда начал обманывать первым. Вы – меня, или старый индеец подшутил над вами… Я не знаю. Я знаю только то, что там, в джунглях, нет никаких нацистов. Да и нечего им там делать. Если и есть где-то тренировочные базы неонаци, так это где-нибудь в вашем родном Техасе. Хотите найти, ищите там. Сваливать с больной головы на здоровую не надо. Слава богу, я еще могу отличить аргентинца от американца, а испанский от английского. На что вы рассчитывали, непонятно. Видимо, на мою тупость. Должен сказать, что расчет был не такой уж и неверный. Сам от себя не ожидал…

– Но вас же били! – воскликнул Джобс. – Били!

– Да. Конечно. – Таманский согласился. – И вас били. Правда, ваша поврежденная рука странно быстро зажила. А синяки слишком легко сошли… Признайтесь, Билл, это вы наняли тех мордоворотов? Сколько вы им заплатили?

– Черт! Вы ничего не понимаете, Тамански!

Костя махнул рукой.

– Я вам благодарен, Джобс. Вы мне сильно помогли с книгой. Так что… проваливайте с миром.

Костя развернулся и пошел прочь.

– Тамански! Тамански, черт, мне нужна ваша…

– Статья? – Костя обернулся. – Чтобы выставить советского журналиста полным идиотом, подсунув мне липовые снимки, а самому стать разоблачителем красного вранья, представив фотографии в нужном ракурсе? Билл… Я, конечно, идиот, что повелся на ваши байки. Но я еще могу сложить два и два. У меня из-за вас и так будет достаточно проблем.

Американец всплеснул руками.

– Если я вам понадоблюсь, – крикнул он в удаляющуюся спину, – вы знаете, где меня найти!

В отель Таманский не пошел.

Конечно, ему надо было бы посидеть в номере. Разобрать разрозненные записи. Собраться с мыслями и понять наконец, что же делать дальше. Куда идти, с кем разговаривать… Кому жаловаться и что просить.

Костино положение было хуже некуда.

По командировочному предписанию он должен был уже давным-давно отбыть на Кубу. Где его вообще-то ждали. В посольстве он свою задержку никак не отметил. Был замечен, а ведь наверняка был, в связях с американцем. Где-то с ним пропадал…

Костя всегда старался действовать рационально. Не делать глупостей. Жить так, как надо. Там, далеко-далеко, в Союзе, он поднимался по карьерной лестнице, активничал по комсомольской, а потом и по партийной линии. Был женат. Морально стоек. Надежен, прежде всего своей правильностью и тем, что его более чем устраивала такая жизнь. Таманский никогда не гонялся за тряпками-шмотками, у моряков ничего не покупал и с брезгливостью относился к комиссионкам.

Там, далеко-далеко, в Союзе, Костя всегда знал, куда надо пойти, если что-то случилось. Или что-то стало жизненно необходимо. Собственно, как и все советские люди, он понимал, что тот или иной товар есть, просто надо зайти в другие двери. Или позвонить какому-нибудь Иван Иванычу, которому передать привет от Петра Петровича. И все будет. Просто надо сделать нечто большее, чем зайти в магазин и ткнуть пальцем. Но ведь и под лежачий камень вода не течет.

Таманский не диссидентствовал. Ему были до внутренней дрожи противны эти кухонные разговоры под наивно открытый кран. Все эти многозначительные: «Там, ну вы понимаете… сорок пять сортов колбасы… считал… а у нас…», «По радио… ну вы понимаете… сказали… миллиард расстрелянных…», «Дядя Коля из плавания привез… почитать… но тш-ш-ш-ш… вы же понимаете…» – вся эта глупость проходила мимо Кости. О чем он не сожалел ни капли. Таманский воспринимал пропаганду как пропаганду, ничего больше. Наивно было бы, не веря ни на грош советским лозунгам и призывам, полагать, что западные лозунги и призывы будут искренни и правдивы.