Дар богов - Алина Егорова

Зина проводила взглядом лечащего врача, скрывшегося за дверью. Она приподнялась на подушке и полезла в тумбочку с солнечными апельсинами, переданными для нее бабушкой, и достала тетрадку с ручкой. Свои иногда путающиеся мысли девочка упорядочивала с помощью письма. Писала отдельные фразы и слова, бродившие в ее голове, и они постепенно выстраивались в связный текст. Зина перечитывала его – и как будто видела ситуацию со стороны, без путаницы и мишуры эмоций. Все раскладывалось по полочкам и становилось ясным, как день. Этот способ она придумала относительно недавно – перед самыми каникулами, когда сидела на последнем уроке географии. За окном напропалую разгулялась весна, солнце пробиралось за оранжевые занавески в классе – занавесок почему-то всегда не хватало, чтобы закрыть все окна, и из-за этого среди учеников за них шла борьба, а учительница – немолодая усталая географичка с жесткой химической завивкой – скучно вещала о далеких островах. Тогда, на уроке, Зина по полочкам разложила конфликтную ситуацию, случившуюся в школьной столовой. Почему девчонки из параллельного класса – одна здоровая, как лошадь, другая – щуплая и вертлявая, но задиристая – отобрали заколку именно у нее? Сняли с ее головы, как будто так и надо! Гребешок в виде зеленого сердца Зине сразу понравился, он выделялся своим изяществом среди безвкусной бижутерии на прилавке. Она купила его на карманные деньги и сразу же заколола им прядь своих пышных волос. Зеленое сердце выигрышно смотрелось в ее рыжих волосах. На беду, в их школе в том году была мода на сердечки. Девочки носили сердечки – броши, наклеивали сердечки на дневники, рисовали их всюду, даже из скрепок делали сердечки и прицепляли на одежду.

Зина стояла в столовой на большой перемене и, глядя на витрину, прикидывала, что взять на завтрак: глазированный сырок или трубочку с кремом?

– Глянь, зеленое сердце!

– Не дозрело, что ли?

– Думает, что Славик его оценит!

– Мечтать не вредно, только на фиг ему такая мелочь. Прикинь, девке тринадцать лет, а с виду – не больше десяти!

Зина обернулась: рядом стояли девчонки из параллельного класса.

– Так какая девка, такое и сердце! – изрекла Бекетова и с ловкостью мартышки схватила своей костлявой ручонкой заколку и прицепила ее на свои волосы, предусмотрительно спрятавшись за рослую Хуртину.

У Зины от неожиданности не нашлось слов, а девицы, хохотнув, испарились. И вот теперь, на последнем уроке, она прокручивала в голове случившееся на перемене. Думать об этом было неприятно; забыть бы о заколке – не из золота, все-таки, – но в этот раз оставить все, как есть, Зина не могла. Чаша ее ангельского терпения переполнилась. Сначала на клетчатом листочке появлялись отдельные слова и фразы, а потом сложился рассказ, в котором все закончилось хорошо – справедливость восторжествовала.

На следующий день Зина решительно подошла к Бекетовой на перемене и, не говоря ни слова, забрала у нее свою заколку. Отцепила от ее волос свою вещь – и все!

– Деловая стала! – услышала она за спиной, когда Бекетова вышла из минутного замешательства.

Зина даже не обернулась. И почему раньше она не давала никому отпор? Боялась обратить на себя внимание и лишний раз услышать: «дочь убийцы»? Так или иначе, с того дня в ней что-то изменилось. Не круто, а лишь чуть-чуть, но обозначилось ее нежелание мириться и дальше с положением жертвы.

Сейчас, полулежа на больничной кровати, Зина принялась записывать обрывки воспоминаний того, что с ней произошло, когда она стала тонуть. Ей привиделся огромный концертный зал. Как будто она уже взрослая, изящная, в вечернем платье цвета юной листвы, поднимается по лестнице, застланной красной ковровой дорожкой. На нее все смотрят, мерцают вспышки фотокамер, раздаются аплодисменты. Она выходит на подиум к микрофону и понимает, что ей придется что-то в него говорить. А в зале много людей, все приготовились ее слушать. Как ни странно, Зина совсем не испытывает страха, хоть и не представляет, что ей говорить. Коленки у нее не дрожат и ладони не потеют, как это обычно бывает, когда ей нужно на уроке что-нибудь читать вслух. Напротив, она чувствует себя прекрасно, улыбается и ни о чем не беспокоится. Беззаботно берет микрофон, лучезарно улыбается и смотрит в зал. Минута, чтобы собраться с мыслями. Зина говорит легко и свободно, фразы звучат кратко, без нагромождения красивых витиеватых слов, с юмором и по существу. Ей аплодируют, вручают какой-то диплом и огромный, невероятно красивый букет.

А еще ей привиделся интересный мужчина. Он внимательно смотрел на нее, и Зина знала, что это – ее суженый, с которым они проживут вместе много лет, долго и счастливо. В тринадцать лет о замужестве не думается, а если и думается, то как о чем-то очень далеком, что обязательно случится – потом – и будет восхитительным, как сказка. И будущий возлюбленный представляется прекрасным принцем. В ее грезах он таким и был: блондином с прямым острым носом, красивыми губами и выразительными, глубоко посаженными глазами под широкими дугами бровей; у внешних углов глаз – ямочки, из-за которых глаза его казались еще больше. В тени они были серыми, а на солнце становились необыкновенно голубыми, как небо в апреле.

И снова – казенные стены. Ее пригласили в комиссариат полиции, позвонили по телефону, объяснили причину ее вызова простой формальностью. Зинаида Соболева шла по цветному узору, выложенному фигурной плиткой тротуара, мимо аккуратных клумб к отремонтированному двухэтажному зданию. Теперь это – комиссариат, а раньше здесь находилось отделение милиции. Она хорошо помнила, как ее вела сюда бабушка, но тогда тротуар был обычным, кое-где – в трещинах, вместо клумб стояли скамейки с изогнутыми спинками. Сейчас около крыльца тоже стояли скамеечки, но другие – низкие, в западном стиле. Бабушка тогда взяла ее с собой, как потом поняла Зина, для морального воздействия на милицейских бюрократов, чтобы, увидев такую кроху, они разрешили ей свидание с матерью.

Зина вошла в вестибюль, затем поднялась на второй этаж, к инспектору. Коридор, как и много лет тому назад, остался таким же мрачным, но теперь не было очереди под дверями. Она нашла нужный кабинет, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы избавиться от волнения. Вошла.

– Добрый день, присаживайтесь, – голос официально-любезный.

Инспектор, в аккуратной белой рубашке с погонами, начал с формальных вопросов: спросил ее фамилию, имя, адрес, а уж потом перешел к делу.

– Насколько нам известно, вы занимаетесь изучением жизни куршей и часто бываете в Гируляе. Наслышаны о вашем докладе. В связи с этим – вопрос. В реке найдет труп мужчины – вот этого. Он погиб примерно две недели тому назад. Вы его там видели?

Перед ней положили фото, явно сделанное для какого-то документа.

– Нет.

– Подумайте. У него имеются особые приметы: одна рука обожжена, на другой – татуировка в виде паука. Может быть, вы его встречали раньше?

От волнения у Зины участилось дыхание, под широкими рукавами к запястьям потекли два противных ручейка – ее прошиб пот.