Незабудки для тебя - Нора Робертс

— Деклан, — начала Лина. — В ту нашу последнюю встречу я была к тебе несправедлива. Честно говоря, мне было не до справедливости.

— Если хочешь извиниться — не надо. Я нарочно тебя разозлил. Лучше злиться, чем грустить, а она тебя не только разозлила, но и сильно расстроила.

— Еще бы! Ты не представляешь, как мне мерзко знать, что она сейчас у бабули, и знать, чем это кончится. И я ничего не могу сделать, ничего не могу исправить. Но тебя это не касается, и мне не следовало тебя в это втягивать.

— А ты меня и не втягивала, просто так вышло. — Он наклонил голову. — Поправь меня, если ошибаюсь: кажется, у тебя создалось впечатление, что я в силу своего происхождения и воспитания не готов иметь дело с темными и грязными сторонами жизни. Особенно твоей.

— Дек, я вовсе не считаю тебя каким-то тепличным цветочком! Но эта сторона жизни — моей жизни — действительно не для тебя. Такого человека, как моя мать, ты просто не встречал в своей жизни.

— Ну почему же не встречал?! Вот, например, сегодня она заходила меня навестить.

От раскрасневшихся щек Лины отхлынула кровь.

— К-как?

— Сегодня около полудня Лилибет нанесла мне визит. Я думал о том, стоит ли тебе об этом рассказывать, но решил, что не стану ничего от тебя скрывать. И лгать не стану, даже чтобы пощадить твои чувства. Она явилась, напросилась на чашку чая. Потом попыталась меня соблазнить.

— Мне очень жаль, — едва выговорила Лина. В горле у нее першило, а губы стали холодными как лед. — Больше такое не повторится, я за этим прослежу.

— Помолчи. Неужели я похож на того, кто нуждается в твоей защите? И ярость свою прибереги, пока я не закончу, — добавил он. — Когда она потянулась к моей ширинке, я ей посоветовал не позориться и убрать руки. Тогда она плюхнулась на стул и зарыдала.

Он присел на подлокотник софы, невольно подумав о том, как неуместно звучит этот рассказ в теплой, уютной гостиной — в мире Лины.

— Рыдала она весьма выразительно, много слез выдавить не удалось, но она очень старалась. Легенда была такая: за ней гонятся какие-то злодеи и непременно убьют и ее, и тебя, и мисс Одетту, если она не заплатит им пять тысяч долларов. Что же ей, бедной, делать, куда податься?

Щеки и скулы Лины снова окрасились румянцем, теперь румянцем гнева и стыда.

— И ты дал ей денег?! Как ты мог поверить…

— Думаешь, я не только тепличный цветочек, но и безмозглый болван? — Деклан театрально вздохнул. — Ты, милая, испытываешь мое терпение. Разумеется, я ни цента ей не дал и ясно дал понять, что здесь ей ловить нечего. Тогда она взбесилась и перешла к угрозам — заявила, что отправится к моим родителям и все им расскажет. Как видно, она расспрашивала обо мне и кое-что выяснила. Она решила, что мои родственники будут в ярости, если узнают, что их белокурый мальчик подпал под твои чары. Ну а чтобы закрепить эффект, пообещала сообщить, что я переспал и с ней.

— Она может! — проговорила Лина непослушными губами. — Ты не знаешь, на что она способна, Деклан! Она…

— Я ведь просил не перебивать, пока не закончу, — невозмутимо заметил Деклан. В голосе его не было ни гнева, ни раздражения — лишь спокойствие и уверенность. — Перейдя к шантажу, она взвинтила сумму вдвое — до десяти тысяч. Боюсь, мой ответ ей не понравился — я просто взял ее за шкирку и выкинул за дверь. Вот так. Теперь можешь злиться, если хочешь… Не плачь! — строго сказал он, заметив, что глаза ее наполнились слезами. — Она ни одной слезинки твоей не стоит.

— Неужели ты не понимаешь, что я сейчас чувствую?!

— Понимаю. Оба мы взрослые люди, оба знаем, что к тебе все это не имеет никакого отношения. И все же тебе больно и стыдно. И мне жаль, что пришлось причинить тебе новую боль.

— Ты здесь вообще ни при чем! Дело во мне! — Она сердито смахнула с ресниц слезы. — Я пыталась тебе объяснить с самого начала…

— Но ведь и ты здесь ни при чем, Лина. Я вглядывался в нее. Очень внимательно ее рассмотрел. И, знаешь, не увидел ничего общего с тобой. Абсолютно ничего. Наследственность — лотерея: никогда не знаешь, что выпадет. И важно не то, что мы получаем от родителей при рождении, а то, какими делаем себя сами благодаря родительским генам или вопреки им.

— Но я никогда от нее не избавлюсь! Никогда! Что бы я ни делала!

— Это верно.

— Прости… Нет, я все-таки это скажу! — воскликнула она, увидев, как он напрягся. — Я прошу прощения за то, что она явилась к тебе домой. Что марала своим грязным языком твою семью. И хочу попросить, чтобы ты не рассказывал об этом бабуле.

— Не буду, конечно.

Лина встала, обвела взглядом комнату. Она любила свой дом, в котором все, до самой последней мелочи, носило на себе отпечаток ее собственного «я». Ценила свою жизнь по той же причине. А этот мужчина страстно стремился стать частью ее жизни, и поскольку его она тоже ценила, то чувствовала, что должна все ему объяснить.

— Она меня бросила, когда мне и двух недель не исполнилось, — начала Лина. — Просто однажды утром села за руль бабушкиной машины и укатила. Машину бросила по дороге. Вернулась, когда мне было уже три года.

— А твой отец?

Лина пожала плечами.

— Отец — по настроению. Один раз она мне рассказала, что у нее с этим парнем была великая любовь, но его родители были против и услали его куда-то за тридевять земель. В другой раз — что ее изнасиловали по дороге из школы. В третий — про миллионера-соблазнителя, который когда-нибудь вернется и увезет нас с собой на Багамы.

Она повернулась к Деклану, чувствуя, что сейчас должна смотреть ему в лицо.

— А правду сказала, когда мне было уже восемнадцать. Вот тут я поняла, что на этот раз она не врет. Она была под кайфом, не особо думала, что говорит, к тому же ей хотелось меня задеть. — «Да откуда мне знать, кто твой чертов папаша? — сказала она. — Знаешь, сколько их у меня было? И все одинаковые. Не все ли равно, кто из них твой отец?»

— Она была шлюхой, Деклан. Все об этом знали, все об этом судачили. Маленькой я не понимала этих разговоров, потом начала понимать. Когда она забеременела, вернулась под крылышко к родителям. Делать аборт побоялась: думала, что умрет и попадет в ад или что-то в этом роде. Вот и родила меня. Родила и бросила. И за то, и за другое спасибо. Но только за это.

Тяжело вздохнув, Лина снова села.

— В общем, вернулась она, когда мне было три года. В первый раз исполнила свою обычную арию: мол, она получила суровый урок, стала другим человеком, раскаивается, хочет загладить… Продержалась несколько дней — и опять исчезла. Потом это повторялось снова и снова. Иногда она появляется вся в синяках, избитая каким-нибудь ублюдком, с которым связалась на этот раз, или больная, или просто обдолбанная. Но Лилибет всегда возвращается.

— И каждый раз причиняет тебе боль, — тихо закончил Деклан. — И тебе, и мисс Одетте.