Схимники. Четвертое поколение - Сергей Дорош

– Ты знал Палача, – напомнил я. – На его счету немало жизней.

– Это не то, – отмахнулся Ловец. – Да, не то. Палач – лишь инструмент, позволяющий себе немного самостоятельности. Убивает ведь не он, а те, кто выносит приговор. Это – работа, кому-то же надо ее делать. Мне жаль, что он разменивает схиму на это, но с другой стороны, возможно, по-своему он прав. Был прав, – тут же машинально поправился он.

– Да, на Палаче его работа отразилась мало, – подтвердил я. – Но встречался мне другой несущий печать убийцы. Я знаю, как она выглядит. Это ни с чем не спутаешь. Так что в этом Караванщик чист… пока.

– Убийца?! – Ловец резко остановился и схватил меня за плечо. – Ты покарал его?

– Смеешься? – Я мягко, но настойчиво убрал его руку. – Я был один – и он один… э-эх, – вдруг оборвал сам себя. – Да не в том дело. Не стал бы он сопротивляться в полную силу. Это терзало его изнутри. Он сам наказывал себя каждый день, каждый час. Что к этому прибавит смерть? Я отпустил его с миром.

– И может быть, тот, кого ты отпустил, переварил свою вину и теперь убивает нас.

– Постой, Ловец. Никаких «нас» нет. Убит лишь Палач, и то я в это не верю. Но хорошо, представим, что это так, что он – мертв. Палач отнимал жизни. Цель – не так важна. Формально обычай на стороне того, кто его убил. Сперва ты ошеломил меня заявлением, что Палач мертв. Я не сразу все осознал. Ты ведь боишься за свою жизнь? Почему? На тебе так же, как на Караванщике, печати убийцы нет. Зачем кому-то твоя жизнь?

– Разное бывало. – Ловец разом сник. – Я многих убивал до схимы. И потом иногда ходил по краю. Да не в этом дело! Я же говорю, чутье, да, чутье не дает мне покоя. Словно все происходящее вокруг гораздо глубже, а я не могу заглянуть так глубоко! И это непонимание заставляет меня метаться. А я же схимник! Мой разум настолько отточен, что непостижимого в этом мире для меня просто быть не должно! Вот такое противоречие.

– Мы не всемогущи, – в очередной раз произнес я избитую истину.

– А иногда хотелось бы, – проворчал он и вдруг резко сменил тему. – Что произошло между тобой и Караванщиком?

– Глупая история. – У меня вырвался тяжелый вздох. – Коротко рассказать – проще повторить твои слова: «Двум схимникам тесно в одном улусе». Оба мы – путешественники. И оба путешествовали с торговыми караванами. Проводники, переговорщики с властями и партнерами, а иногда – защитники. Вот только договариваться у меня лучше получалось. Дело это тонкое, общих шаблонов не терпит. Какой-нибудь чиновник – у него строгий приказ. Да еще желание какую-никакую мзду поиметь. Влиять на него грубо – выдать себя, привлечь внимание. А там, глядишь, слухи разойдутся. Словом, ни он, ни я на подобное не могли пойти. А мягко влиять – не всегда выйдет. Здесь талант нужен. У меня он есть, у него – нет. Какое-то время он пытался копировать мои действия, просто механически, как переписчик копию книги делает. Иногда это проходило, иногда нет. У меня же проходило всегда. Ну и сам понимаешь, кого купцы предпочитали нанять, если был выбор.

– Так часто этот выбор был? – удивился Ловец. – Венедия – большая. Можно годами бродить и не встретиться.

– Пары раз хватило. Потом у меня появились ученики, а у него – нет. Ученики взяли на себя защиту от разбойников, разведку, да много чего еще. Тот же Зануда с цифрами обращается лучше, чем Барчук с мечом. Бешеная – лучше любого приказчика. Ну а Малышка – вообще отдельный разговор.

– Тяжко нашему кузену пришлось, – кивнул степняк, – ой тяжко.

– Не то слово. Вот и взялся он за саблю.

– Почему?

– Подумай сам. В старые времена стоило мне вломиться в толпу разбойников – те начинали падать как подкошенные. Следом обычно шли простые наемники. Не каждый умудрялся удержать свой меч от смертельного удара, даже если противник не сопротивлялся. Словом, в итоге не очень и поймешь, насколько важным оказалось мое вмешательство. А когда купец видит удары сабли, брызги крови, да и самого Караванщика всего в крови – это выглядит гораздо внушительнее. Добавлю, что, когда рядом со мной появился Зануда, все очень быстро забыли, на что я способен в бою. Ты не подумай, Караванщик не убивал. Зачем? Одна неглубокая рана в нужном месте – противник выведен из боя, но жив. И наниматель получает зрелище, видимое подтверждение, да еще и пленников, которых можно продать в рабство.

– Шакал, – выплюнул Ловец сквозь зубы.

– Ну почему же? Он этих людей спасал от смерти. Наемники редко церемонятся с татями.

– Смерть лучше рабства.

– Тут уж кому как. Рабство оставляет возможность побега, а от смерти не сбежишь.

– Я все равно не вижу причин для подобной вражды, – признался мой кузен.

– Ну сперва Караванщика невзлюбили наемники. Купцы резонно прикидывали, что раз у них такой защитник, тогда охране можно платить только за подсобные работы. Несколько раз наемники даже пробовали потолковать с ним по-свойски. Результаты предсказуемы. И любви к Караванщику это не прибавило. А потом ему самому начало нравиться все это – бой, кровь. Его пьянило чувство всемогущества, беспомощности противника.

– Но это… – Ловец даже споткнулся, замялся, подбирая слово на венедском. – Схимник так не должен. Чем упиваться? И так ясно, что у простых разбойников нет против него шансов. Да, нет. Схима не для этого.

– Мы разные, Ловец. Есть те, кого влекут простые радости, а есть те, кого низменные. Может, потому Караванщик так и не нашел учеников, что само учение хранит свою чистоту и не дает недостойному обучить следующее поколение.

Ловец нахмурился, задумался. И только тут пришло мне в голову, что и сам он до сих пор без учеников.

– Не думаю, что это касается тебя, – поспешил я сказать.

– Зря не думаешь. Я слишком нерешителен. Не уверен, что это – хорошая черта для схимника. Было ведь такое, что видел: вот этот – он сможет принять схиму. И сразу же находил оправдание, чтобы не брать. Сначала – что слишком рано мне учить, потом – изощреннее. То слишком молод – не ждать же, пока вырастет. То – земли Акына, мол, негоже брата обкрадывать. Если горожанин – так думал, ну разве пойдет он за мной, степным бродягой. Если крестьянин, то что, буду отрывать его от привычного уклада? Если бедуин – то привык он к своим пустыням, как он выживет вдали от них, в незнакомом мире? Вот придурь какая! Дервиш ведь тоже был из бедуинов. А потом поздно стало. В Венедии и пустыне – Империя, в степях – Акын, здесь – Механик, у чубов – этот твой Атаман, а к антам я сам не пойду. Вот и остается лишь Заморье.

– А может, не так это и плохо? Может, в Заморье тебя и ждут ученики?

– Брось, Искатель. Мне больше восьмидесяти лет, а ты меня утешаешь. Не девица, не расплачусь. Нечего нам в Заморье сейчас делать. Здесь наша земля, хорошая или плохая – а наша. И нам разбираться с ее проблемами, если в них схима замешана. Разберемся – тогда и посмотрю. Тогда это не будет похоже на бегство. Что там с Караванщиком-то, а?