Жила-была одна семья - Лариса Райт

— Конспиратор! Ну письма покажи хотя бы!

— Я их удаляла, — Ира растерялась и сникла, но через секунду вдруг оживилась, воспряла духом: — Хотя подожди-ка. — Она быстро открыла почтовую программу (чем черт не шутит), отдала команду «Получить», и через несколько секунд напряженного ожидания они уже читали, сидя голова к голове, плечом к плечу, душа к душе:

«Иришка, милая, здравствуй.

Ты снова молчишь, не отвечаешь мне, но я уже привык к перепадам твоего настроения! Видно, такая уж ты у меня получилась противоречивая…

— Половинчатая, — прошелестела губами Ира на этом месте.

— Что?

— Ничего. Ты читай, читай.

…Знаешь, я так расстроился из-за Парижа…

— Из-за Парижа? — Саша недоуменно посмотрела на сестру.

— Мы хотели встретиться там осенью, но я не смогла поехать.

…что даже не сказал тебе, что видел там Сашиных кукол. Они замечательные, очень трогательные и такие разные. А я, дурак, не купил ни одной… Что уж теперь, может, в другой раз решусь.

В общем, как видишь, настроение у меня совсем не новогоднее. Маша предложила поехать к Нодару в Канаду на Рождество.

— Маша?

— Mэри, мама Пола.

— Надо же, как бывает…

…И я, знаешь, согласился. Конечно, для нас Рождество по-прежнему менее значимо, чем для остальных американцев, но за все эти годы мы привыкли, прониклись атмосферой праздника и тоже с удовольствием погружаемся в эту магическую, загадочную кутерьму. И потом, хочется ведь как-то отвлечься, развеяться, не думать о грустном. Все-таки в эту пору каждый должен надеяться на чудо и ждать волшебства. И я буду ждать… Ждать ведь можно везде: в Москве, в Калифорнии, в Роудоне, а я никогда не встречал Рождество в Канаде. Хотя, наверное, по сути, не имеет никакого значения, где ты встречаешь его, важно, с кем. Знаешь, это ведь семейный праздник…

Надеюсь, ты тоже хорошо встретишь Новый год. Самое главное — ты будешь в окружении любимых людей, а значит, ты просто обязана быть счастливой.

Будь счастлива, дочка, в Новом году.

Целую, папа.

— Ты что, Ириш? — Саша изумленно смотрела на бегущие по Ириным щекам дорожки слез. — Это я должна сейчас рыдать, а не ты. Ты ведь привыкла к таким посланиям. Ну что ты ревешь?

«Обязанная быть счастливой, я понятия не имею, как это сделать».

— Все-все, уже успокоилась. Ты ведь знаешь, я ужасно сентиментальна. Это ты — кремень, а я рыдаю из-за любого пустяка.

— Давай-ка успокаивайся быстренько. А то как я тебя оставлю в таком состоянии, а у меня еще дел уйма, да и тебе я все планы, наверное, сломала.

— Какие у меня планы? Дома сижу.

— А дома как раз и дел-то больше всего, будто я тебя не знаю. Сейчас Маруська придет, потом Миша. Их кормить, поить, развлекать надо. Так что я пойду, наверное, чтобы не мешаться.

— Саш, когда ты нам мешала?!

— У меня действительно еще дела есть, не обижайся, ладно?

— Ладно. Только знаешь что?

— Что?

— Оставь мне ненадолго диск, хорошо? Я послушать хочу.

— Конечно, только коробку отдай.

— Коробку? Бери.

Коробка для Саши сейчас гораздо важнее диска. Там — адрес, без которого все ее дела станут неосуществимыми. Ну а если уж они осуществятся, то у нее будет еще много дисков с Вовкиными песнями. Она просто поедет по этому адресу и зайдет в кабинет, и скажет… Хотя это будет потом. Сейчас она еще у Иры, только застегивает сапоги и надевает шубу:

— Кстати, а как ты собираешься встречать Новый год?

— Как обычно, дома. Хотя Маруська, наверное, уйдет после двенадцати. Большая уже, ей бы обязанность выполнить: чокнуться с родителями. И свинтить побыстрее в компанию таких же молодых и бестолковых.

— О… Старая мамашка оседлала своего любимого конька по перемалыванию косточек любимым деткам. Все, я побежала. Не хочу принимать в этом участие.

— Куда ты? А Соник? — выбежал в коридор обиженный Петя.

— Ну я же сказала: потом, временны€е рамки мы не устанавливали, значит «потом» просто еще не наступило.

— Обманщица!

— Я не обманщица, Петь, я — придумщица. Я вместо Соника лучше что-нибудь поинтереснее придумаю для тебя, ладно? Хочешь, на каникулах на елку сходим или в музей?

— Не-а. Хочу супернабор «Лего» и на аттракционы.

— Договорились, — хохочет Саша.

— Спекулянт! — сердится Ира, а спекулянт тут же ретируется в комнату, пока, не дай бог, отчего-то очень веселая и необычайно довольная тетка не передумала.

— Ладно, мегера, иди, пили сыночка, я пошла. — Саша чмокает сестру в щеку.

— Погоди. А ты-то придешь?

— К вам на Новый год? Нет.

— А где ты будешь?

Саша хитро прищуривается, наклоняется к самому уху Иры и тихонько признается:

— Я тоже верю, что в Рождество происходят чудеса. Это ведь добрый семейный праздник.

Саша уходит. Ира закрывает дверь. Обе сестры улыбаются, им совершенно не хочется плакать.

Он получался правильным. Именно таким, каким и должен был быть. Смесь образованного интеллигента с человеком, воспитанным в культуре кантри, личностью, с одинаковым пиететом относящейся к Элвису, Элле Фицджеральд и Леди Гаге. И не важно, что это не могли передать ни пластиковые пуговки глаз, ни тряпичные руки и ноги, ни сшитая по размеру куклы одежда. Таким он был в Сашином представлении, и таким она его видела, таким, каким хотела видеть: простым, искренним, добрым. Да, обязательно добрым, и еще щедрым, и обязательно умным, и любящим, и ласковым. Он должен был быть таким, потому что обязан был походить на своего отца.

— Пора ехать, а то самолет улетит без тебя, — произнес Сергей, заглядывая в мастерскую.

— Уже иду, только волосы приклею, — Саша старательно скручивала черные нитки в крупные, но не длинные завитки.

— У тебя приклеенные волосы?! Обманщица! — наигранно-испуганный взгляд.

— А ты не заметил? — кокетливое движение рукой по собственной прическе.

— Клей быстро, но качественно, чтобы не отвалились.

— Будет сделано.

Его голова исчезла из дверного проема, и Саша снова переключила свое внимание на другую голову. Она осторожно, завиток за завитком прикрепила «кудри», расправила немного скрючившиеся у модели руки и ноги, отряхнула ей миниатюрную рубашку и джинсы и сказала:

— Здравствуй… — Нет, Саша не произнесла «куколка», она назвала имя.