Однажды в Америке - Александр Афанасьев

Каждая группа знала свой маневр и свою задачу. Тридцать человек должны выйти на берег первыми, обезопасить фланги, обеспечить изоляцию места проведения операции и подготовить к применению групповое вооружение, в том числе противотанковое. Вторая фаза – четыре ударные группы, сто второй отряд боевых пловцов Черноморского флота входит на территорию комплекса и вступает в непосредственное соприкосновение с противником. Одновременно с этим к комплексу, уже над водой, на скоростных катерах начнут выдвигаться бойцы усиления – морские пехотинцы, вооруженные уже мощным армейским вооружением. У них уже будут полноразмерные противотанковые комплексы «Корнет» и пулеметы «Корд 12,7».

По уточненным данным, на территории комплекса могло быть до трехсот боевиков, при поддержке до двадцати единиц бронетехники, в том числе трех-четырех исправных танков. Получается только по живой силе более чем трехкратное превосходство обороняющихся. А должно быть наоборот. Но об этом никто не думал.

Потому что, когда идешь под водой на двенадцати милях в час, думаешь только о том, чтобы не оторваться от носителя. И вокруг – гремящая, рвущая все тьма…

Думал о том, чтобы не оторваться от носителя, и главный старшина Александр Заенко, один из немногих не офицеров в отряде. И, как и многие в отряде, – украинец. Причем он был украинцем и по отцу, и по матери.

В 2014 году он перешел на сторону России не потому, что он был за русских. Он был за своих. За тех пацанов, с которыми гонял улицами Феодосии и которые сейчас стояли на митинге, требовавшем возврата в Россию. Он не представлял, как можно было выполнить то, что хотел Киев, что требовал Киев. А он сначала требовал воевать со своим народом, а потом – уйти с родной земли. Как будто он вырос не здесь и это – не его.

Первым его шоком было не жалованье. И не то, что снаряжение теперь выдают, а не покупают. Первым шоком были слова офицера-балтийца на учениях: «Какой же ты спецназовец, если ты английский не знаешь?»

У них действительно почти не учили языки, потому что Украина свой спецназ использовать за границей не собиралась.

Второй шок он испытал в районе Ханассера. Когда прорвались боевики Исламского государства и он в какой-то момент понял, что они отрезаны, – он и без малого сотня сирийцев, большая часть из которых не хотела воевать. Но у них был крупнокалиберный пулемет, оставалась связь, и он умел наводить вертолеты на цели. Поняв, что если сирийцы побегут, то конец и ему – он отстранил от командования запаниковавшего сирийского командира группы, пинками и угрозой расстрела навел порядок и заставил сирийцев не искать коридор, а занять круговую оборону. Целый день они сражались в окружении, пока не подошла деблокирующая группа, понесли минимальные потери – если бы побежали, то, скорее всего, погибли бы все или попали в плен. Так они потеряли семерых – но перед их позициями остались лежать больше сотни боевиков, остались гореть четыре «Тойоты» и импровизированных бронетранспортера из самосвалов. За этот бой он получил орден Мужества.

Не каждый, кто взял в руки оружие и принес присягу, воин. В современной армии немало тех, кто не станет воином, прослужив всю жизнь и выйдя на пенсию. Но времена сейчас такие, что воинов – все больше и больше…

Воином становятся ровно в тот момент, когда понимают, точнее, даже не так – осознают, – что некуда отступать. И остается только одно – драться, не сходя с места. Пока не останется кто-то один – или ты, или твои враги.

И с тех пор старшина Заенко смотрел на жизнь, на свою бывшую непутевую Родину совсем с другими чувствами. Если раньше ему было жаль непутевую, расхлябанную страну, которая никак не могла найти себя в себе и бессмысленно металась из стороны в сторону, то теперь он видел в своих бывших соотечественниках моральных уродов, которые были тяжело больны сами и старались заразить других. У больных нет и не может быть права заражать здоровых.

Что будет, если не будет России, не будет ее армии, а будет Украина? Расхристанная, продажная, готовая принять на своей земле исламских экстремистов, только чтобы навредить России? Кто прикроет с юга мирные города и сельские хаты, обычную мирную жизнь?

Они ведь придут. Там, в Сирии и потом в Египте, он понял – они обязательно придут. Придут как орда, чтобы отнимать, жечь, убивать. Просить их о справедливости – бессмысленно. Молить о милости – глупо. Сожгут, разорят, угонят женщин, детей, продадут в рабство. Отомстят сполна за свою нищету, убогость, дикость, за глобальный проигрыш. Те страны, которые сейчас между нами и этим ужасом, – не остановят беду, они сами падут рано или поздно. И тогда значение будет иметь лишь то, крепки ли нервы и границы, не дрогнет ли рука. А такие, как его бывшие соотечественники, – в лучшем случае балласт. Если они готовы открыть двери ваххабитам – они предатели.

Там же, в Сирии, он понял, что такое фашизм. Исламский фашизм – он другой, но разница с европейским невелика. Фашизм – это массовое истребление одних под аплодисменты других. Это когда человек отбирает чужой дом, машину – и даже не думает, что это чужое. Это когда дети фотографируют казни на сотовые телефоны и сами представляют себя на месте палачей. Это когда целые поколения вдруг верят, что если у них чего-то нет, то можно пойти вон туда и отнять у вон этих – потому что ты сверхчеловек, а они недочеловеки. Самое страшное, что он увидел в Сирии, – боевики Исламского государства не были отщепенцами. Их поддерживал народ. Не весь и не везде. Но там, где поддерживал, большинство.

Уже вернувшись и соврав матери о том, что охранял посольство за большие деньги, – он скачал несколько книг о фашизме и в одной из них прочел: в фашизме страшна не столько его ложь, сколько его правда.

Это и было то, что он видел. И сопоставить с тем, что происходило на его бывшей родине, – никакого труда не составляло.

А сейчас…

Катера замедляли ход. Скорость упала настолько, что можно было держаться без страховочного ремня. Видно по-прежнему ничего не было, Азовское море мало того что маловодное – оно еще и мутное, а у берега тем более. Они просто висели в воде, не видя, что справа и что слева…

Двигатели остановились – он почувствовал это ластами. Всплываем…

Он принял вертикальное положение – ласты коснулись дна…

Первое, что он увидел, когда всплыл вместе с катером, – луну. Волчье солнышко. Она то пряталась за вуалью облаков, то являлась вновь, чертя на водной глади серебряные дорожки.

Это плохо…

Катер подработал моторами. Теперь они могли стоять и разгружать лодку.

Но первым делом он расстегнул мешок и привел в боевое положение свое оружие. Как и многие в отряде – он вооружился не автоматом, а ручным пулеметом «РПК-16» с коротким стволом. Три-четыре таких пулемета по огневой мощи равнялись целому стрелковому отделению.

Включил прицел, провел по берегу. Работает.

Теперь груз. Каждый из них имел собственный грузовой баул, который должен был дотащить до берега. В его бауле находилась снайперская винтовка 6С8 «Корд-М» с боезапасом и упаковка с двумя ракетами новейшего ПТРК «Булат». Последний нигде, кроме как в России, на вооружении не состоит, и если что – откреститься от этого рейда не удастся.