История Дома Романовых глазами судебно-медицинского эксперта - Юрий Александрович Молин

дыбу. Обычно слышался страшный стон – головки плечевых костей выходили из сочленений, мученик лишался сознания. «Вправить руки в плечевые вертлюги», – командовал Ушаков, руководитель Тайной канцелярии, садист, любивший лично допрашивать арестованных. При ужасающих криках очнувшегося палачи, владевшие врачебными навыками, вправляли вывихнутые кости, затем «отливали» жертву холодной водой, плеская ее на лицо и область сердца. Для «укрепления сил» пытаемого обычно заставляли выпить полкружки водки, что действовало и обезболивающе. Если арестант переносил применение дыбы, могло последовать «копчение» на огне, пытка «испанским сапогом» или иной способ получения признательных показаний. История Тайной канцелярии во времена Анны Иоанновны – это «творческое развитие» кровавой истории подобных органов политического сыска, существовавших и при ее предшественниках. Основной личный состав канцелярии в анненское время составлял около 20 человек. За время ее царствования количество арестованных превысило 10 тысяч, высланных в Сибирь было около тысячи человек. Данные описи дел Тайной канцелярии позволили сделать вывод, что количество «политических дел» при Анне составило более 2000 (Анисимов Е.В., 1998). С противниками Анна и Бирон не церемонились. Я не буду останавливаться на процессе, организованным против А.П. Волынского, завершившемся казнями и увечьями подсудимого и его сподвижников – дело это детально описано в исторической литературе. К правлению Анны Иоанновны относится и последняя по времени казнь, выполненная путем сожжения: погиб на костре «за переход в иудейскую веру капитан-лейтенант Возницын вместе с совратителем своим жидом Борохом Лейбовым» (Полное собрание законов; № 7, 612 – публикация Н.К. Чупина, 1879)[62].

В официальных пособиях, известных в те годы, например, в книге «Прохладный Вертоград, или Врачевские вещи ко здравию человечества» можно прочесть и о лекарствах после пыток или наказаний, например, после правежа. Правежом называлось битье палками неисправных должников или недоимщиков казенных податей. Русский народ весь ужас правежа особенно испытал в 1730–1740-х годах, во время бироновщины. «Бориц есть трава собою горяча и волгостна, во втором ступне имеет мягчительство, но бе тягостно… Листвие тое травы свежее и сухое прикладываем ко внутренним болячкам, также и ко внешним, и ко преломленным составом, и к росшибенным, и ко отоку селезенному. И аще кого биют на правеже с утра или весь день, той да емлет бориц сушеной и парит в кислых щах добрых, и тое нощи парит ноги битые тою травою с кислыми щами гораздо, и такое битое место станет мягко, и тако творит по вся дни, доколе биют на правеже, и ноги от того бою впредь будут целы» (Мулов П.А., 1875)[63].

Несколько слов еще об одном, сейчас полузабытом процессе ее царствования – о фактическом истреблении большинства мужских представителей княжеского дома Долгоруких. Обвиненные в попытке государственной измены, выразившейся в попытке возвести на трон невесту Петра II – Екатерину Долгорукую, а затем – в ограничении самодержавной власти Анны путем введения «кондиций», к ответственности были привлечены 13 представителей этого рода, включая мальчиков-подростков. Четырех женщин и девушек постригли в монахини. Долгоруких казнили: фаворита Петра II Ивана – колесовали, его дядей, престарелых князей Сергея, Ивана и Василия обезглавили. Остальные взрослые подверглись отрезанию языка, наказанию кнутом со ссылкой в Сибирь или на Соловки. Казнь происходила 8 ноября 1739 года на территории Скудельничьего кладбища под Новгородом. П.В. Долгорукий (1997), потомок древней русской семьи, вспоминал: «После казни были вырыты две могилы; в них опустили по гробу, с двумя телами в каждом. После восшествия на престол Елизаветы Петровны князь Николай, брат и племянник казненных, и Михаил, сын несчастного князя Ивана, построили возле кладбища церковь Святого Николая Чудотворца, похоронив в ней оба гроба. Они стоят влево от входа, по правую руку от алтаря, вместо надгробных плит обложены выбеленными известкой кирпичами. Ни надписи, ни имени, ни писем. Я посетил в 1849 году эту церковь и почтительно склонился перед могилами, немыми и такими красноречивыми свидетелями человеческого тщеславия, честолюбия и шаткого счастья…». Вспомним слова князя Д.М. Голицина, мудрого советника и сподвижника Петра Великого, сказанные об Анне: «…Мы знаем доброту ее сердца и прочие ее прекрасные достоинства…». Видимо, не раз казнился своим выбором старый вельможа, тихо угасая через несколько лет в ссылке, в своей вотчине, а затем – в тюрьме.

* * *

Остановимся подробно на состоянии здоровья Анны Иоанновны. Внешним обликом, конституциональными особенностями, как говорят врачи, императрица напоминала не хрупкого, субтильного отца, а мать. Э. Миних (1891), сын известного полководца и политического деятеля XVIII века, писал: «Сложением тела была она крепка и могла сносить многие удручения… могла бы она долговременною и здоровою наслаждаться жизнию, если б токмо каменная болезнь, подагра и хирагра, наследованные скорби, не прекратили дней ее». С этим тезисом согласуется и суждение Х.Г. Манштейна (1875), который в своих «Записках о России» вспоминал об упорядоченном режиме жизни Анны Иоанновны: «…обыденная жизнь императрицы была очень правильная. Она всегда была на ногах еще до 8 часов. В 9 она начинала заниматься со своим секретарем… обедала она в полдень у себя в комнатах. Летом императрица любила гулять пешком; зимой же играла в биллиард. Слегка поужинав, она постоянно ложилась спать в 12-м часу». Очень интересный тезис – Миних пишет о наследственной предрасположенности Анны к перечисленным заболеваниям. Все они являются болезнями обмена веществ. Что касается «каменной» (точнее, почечно-каменной) болезни, то упоминание об этом заболевании императрицы встречается в донесениях посланников в Санкт-Петербурге с середины 30-х годов (об этом неоднократно писал прусский посланник А. Мардефельд). Болезнь проявлялась тяжестью и болями в пояснице, изменениями мочи. Первой информацией о почечнокаменной болезни Анны Иоанновны является письмо царицы Прасковьи от 15 декабря 1714 года к кабинет-секретарю Петра I А.В. Макарову: «а печаль моя та, что неможет у меня дочь, царевна Анна. Прежде немогла 13 недель каменною болезнью… а ныне лежит тяжкою болезнью горячкою» (Дела Кабинета, кн. XXI, л. 1037). В конце сентября 1740 года у нее появились припадки; «на это не обратили должного внимания»: причиной недомогания сочли присущую критическому возрасту императрицы женскую болезнь. Вскоре появилось кровохаркание и сильные боли в пояснице, которые связали с нарывом в почках. Но и это не насторожило императрицу: она надеялась быстро преодолеть недуг. Кроме того, Анна Иоанновна весьма неохотно следовала врачебным советам. Е.В. Анисимов (1998), ссылаясь на материалы следствия арестованного Бирона, приводит его рассказ о том, что он, «увидев, что императрица лекарство с великой противностью принимает, а часто и вовсе принимать не изволит, припадал к ногам Е.и.в., слезно и неусыпно просил, чтобы теми определенными от докторов лекарствами изволили пользоваться. А больше всего принужден был в