Авиаторы Его Величества - Василий Зеленков

Атаковали сверху.

Севан спрятался за угол и запрокинул голову. Противник затаился за дверью рубки. Присев, он высматривал гитца.

Севан понял, что сглупил. Открыв огонь первым, он выдал себя, стал легкой мишенью и окончательно оказался в проигрышном положении. У засевшего в засаде позиция была куда выгодней: лестница и развилка просматривались как на ладони. Севан не мог подняться в рубку незамеченным.

«Что же делать?..» – время утекало сквозь пальцы.

Он почувствовал, как в бок что-то давит. Протянув руку, Севан нащупал небольшой стальной баллон с головкой-вентилем на верхушке и отходившим оттуда соплом с конусовидным раструбом.

Гитец сдернул огнетушитель со стены и отпрыгнул к кубрику от новой пули. Удерживая тяжелый баллон, он поспешно убрал «таган» в кобуру. Ему приходилось вновь надеяться на единственный козырь, но вариантов не осталось.

Совсем.

Севан сорвал с пояса взятую у агентов дымовую шашку, набрал побольше воздуха в легкие, задержал дыхание и метнул ее на лестницу.

Или ему повезло, или он не потерял сноровки со времен Летной академии – шашка свистнула между рамами перил, проскользила по ступеньке и замерла на краю. Трап заволокло клубами дыма.

Из рубки послышалась ругань на два голоса и разразился гром выстрелов.

Севан рванул наверх, перепрыгивая через ступеньки и пронзая вихрь пуль: «Что за бесконечный барабан?!..»

Мундир вздулся, разорванный попаданиями, но гитец не почувствовал боли. Несколько пуль остановил боевой жилет, хотя Севана едва не снесло с лестницы. Он повернул вентиль огнетушителя и ворвался внутрь, заливая рубку сжиженной двуокисью углерода. Сдавившие раструб обгоревшие пальцы занемели – тонкая перчатка не спасла от низких температур.

На пару секунд наступила зима. Снежный вихрь обжег лицо вскочившему с кресла пилоту. Авиатор заорал и закрыл ладонями глаза.

Севан развернулся, швырнув огнетушитель в отскочившего к стене стрелка.

«Джейс!»

Джейс уклонился, двуствольный «акта́нд» в его руке четырежды холосто звякнул. Вот и ответ про барабан – тот вмещал двадцать четыре патрона. Толстяк отшвырнул бесполезное оружие, выхватил нож и бросился на Севана; на рукаве янтарной звездочкой сверкнула запонка.

Краем глаза гитец заметил, как пилот, слепо дернувшись, поскользнулся и ударился виском о бортовую панель. Затем Севану стало не до него.

Он попытался перехватить руку противника, но лезвие метнулось в сторону и полоснуло по кисти. Перчатка разошлась. В разрыве показалась обгоревшая кожа в красноватых трещинах, из которых сочилась кровь.

Гитец потянулся к кобуре, но не успел достать «таган». Крепкий кулак впечатался ему в скулу. Севан отлетел назад, не сдержав вскрика и едва не скатившись кубарем по трапу.

«Таган» выпал и закрутился на полу.

Из клубов дыма возникла приземистая фигура с узким ножом в правой руке. По багровому лицу Джейса катился пот. Глаза блестели холодно и беспощадно, уголок левого века нервно подрагивал. Пепельные волосы стояли дыбом. С рубашки отлетели две верхние пуговицы, и в распахнутом воротнике Севан разглядел татуировку: клыкастый череп на фоне розы ветров.

«Бюро погибших кораблей?.. Тень!..» – гитец схватился за перила, поднимаясь.

Аранчайцам пришлось стать наемниками и оружейниками, чтобы выжить на границе с Араха́нским массивом. Многие из них пытались исследовать горы. Они или пропадали навсегда, или возвращались наглухо безумными. Те, кто опасался соваться, тоже не были в безопасности. С массива нападали ящероподобные изгои. Возникали в небе на чудовищных кораблях из мусора и обломков других судов, захватывали в плен целые деревни и вновь исчезали в лабиринтах ущелий.

Рассказывали, Бюро погибших кораблей, самая опасная контора наемников на материке, начиналась не как организация охотников за головами, а как орден защиты от изгоев. Вечное противостояние сделало аранчайцев практичными и безжалостными. Именно про них говорили: «Не убивают без нужды. Убивают без колебаний».

Джейс окинул Севана цепким взглядом, присмотревшись к покалеченной руке, и кинулся вперед.

Гитцу удалось отклонить направленный в горло нож, но лезвие на излете рассекло обожженную кожу запястья. Он зашипел и, упав на пол, дотянулся до «тагана». Джейс наступил ему на пальцы, коротко, без замаха, врезал ботинком по лицу и крутанул в руке нож.

Взгляд Севана застыл на кончике острия.

«Это конец», – осознал гитец.

Однако шхуна вдруг резко накренилась на правое крыло – пилот лежал на полу, и кораблем никто не управлял. Джейс потерял равновесие и упал. Севан воспользовался возможностью.

Противники заскользили по полу, сцепившись. Севан перехватил запястья толстяка, пытаясь отобрать нож. Джейс быстро вырвал одну руку, и тяжелый кулак дважды обрушился на изувеченную кисть.

Гитец заорал, едва не потеряв сознание. Враг осклабился. Севан его выпустил.

Корабль вновь повело.

Гитец откатился в сторону, и «таган» буквально скользнул ему в ладонь. Он перебросил оружие в левую руку; правая отказывала – боль просачивалась даже через адреналин. Нажал на спуск, и аранчаец дернулся. Еще раз – Джейс ушел в сторону, швырнув в него нож.

Правая щека гитца вспыхнула. Дюймом выше – и Севан остался бы без глаза.

Он выстрелил в третий раз, но из-за качки пуля ушла в потолок. Джейс навалился на него и вырвал револьвер.

Борьба продолжилась. Корабль болтало, и их швыряло из стороны в сторону. Севан чувствовал, как слабеет, но противник тоже сдавал. В какой-то момент гитец заметил: алый жилет пропитался кровью.

«Верно, я же попал…» – он зажмурился, когда Джейс приложил его затылком об пилотское кресло и сел верхом.

Внезапно Севану захотелось сдаться, лишь бы прекратились удары. Лечь, не шевелиться. Сдохнуть, чтобы ушла боль и проклятая рука больше не напоминала о себе. Отправиться в Чертоги, раствориться в свете Белого Солнца и вечно купаться в благословенном тепле – воздаянии за пережитые мучения.

Багровое лицо Джейса размылось перед глазами.

В памяти гитца всплыл день, когда он впервые оказался в храме Белого Солнца. Отца укусила змея, и мать, Стана Ленид, привела Севана помолиться за выздоровление.

Он шагнул под светлые своды и замер. В глазах зарябило от сверкающих фресок. Голова закружилась, и его поддержал седеющий светловолосый мужчина с безмятежным взглядом. Незнакомец помог ему сесть и указал на Стану Ленид, склонившуюся перед образом Элиаса Чистого:

– Мама прежде приводила тебя сюда?

Севан отрицательно покачал головой. Его отец почитал Младших Богов, а она – Белое Солнце. Родители решили, что сын должен сам выбрать себе веру, когда вырастет.

– А твой отец?