Екатерина Великая - Вирджиния Роундинг

это свою лепту, и генерал больше всех. Он начинает, положив свою книгу и увеличительную лупу, затем кладет карту, несколько манускриптов, несколько конвертов, свои письма; наконец, резные и обычные камни, часто те, что находит на улице под ногами, и заканчивает, говоря: «О, мадам! В вашей комнате никогда не найти уголочка, где можно что-либо положить!»{337}

Граф Никита Панин в октябре 1763 года был формально назначен главным членом Коллегии иностранных дел, и он же в первую очередь влиял на проведение русской внешней политики. Это означало, что он активно исполнял обязанности канцлера — но Екатерина не собиралась давать этого звания ни ему, ни кому-либо другому в своей администрации, делая таким образом ясным для своих придворных и чиновников, что основная власть во всех сферах принадлежит ей. Роль существующего канцлера Михаила Воронцова постепенно уменьшалась, пока фактически не свелась к нулю, и он никогда больше не был официально заменен.

Несмотря на значительные обязанности в сфере иностранных дел, Панин сохранял также пост воспитателя Павла, или, согласно формальному титулованию, являлся великим магистром двора великого князя. Это обеспечивало ему надежное положение при дворе и апартаменты в различных императорских дворцах. Его двойная роль приводила, однако, к досадным проволочкам в ведении иностранных дел, как объяснял Бэкингем графу Сэндвичу:

«Страшные задержки всех дел при этом дворе станут казаться менее необычайными, если знать, что всеми делами Коллегии иностранных дел руководит мистер Панин (что касается вице-канцлера, то он скорее запутывал дела, чем помогал ему, даже в тех пустяках, в которые ему позволялось вмешиваться), потому что он также занимается воспитанием великого князя, руководя его образованием, почти повсюду сопровождая его, обедая с ним и живя в той же комнате. Добавьте еще к этому, что он, разумный и достойный человек, давно привыкший к ведению дел, ленится рассматривать дела и утомляется, волнуясь по поводу них. У него слабая конституция, он склонен к удовольствиям и развлечениям. Когда Ваша светлость учтет эти обстоятельства… вы поймете, что задержки в некотором роде извинительны»{338}.

Через много лет, уже после смерти Панина, Екатерина рассказала Фридриху Мельхиору Гримму следующий анекдот:

«Граф Панин, говоря через нос и произнося «гм, гм» в каждой паузе, обычно произносил: «Короли, короли… это неизбежные дьяволы, без которых не обойтись», а когда я жаловалась, что то или иное дело не идет должным образом, он отвечал мне: «На что вы жалуетесь? Если бы все были безупречны или могли стать безупречными, мы не нуждались бы в королях»{339}.

Екатерину и Панина объединяли рабочие отношения, при которых каждый продолжал настороженно относиться к другому, прекрасно зная о его одаренности. И каждый постоянно пытался взять верх. Императрица уже в первые годы правления понимала, что этого человека необходимо держать возле себя — иначе он станет мощным центром оппозиции.

12 ноября Екатерина издала декрет о создании Медицинской школы, задачей которой было распространение медицинских услуг среди всего населения и увеличение количества русских докторов и другого медицинского персонала, а кроме того — установление надзора за работой аптек. Первым президентом школы стал барон Александр Черкасов.

В декабре секретарь Сената Степан Шешковский начал работать в Тайном отделе. Определенный характер его обязанностей тщательно скрывался от публики. В конце года Екатерина решилась на одно из своих самых важных и успешных назначений, заменив Александра Глебова на посту генерал-прокурора Сената князем Александром Вяземским (которого уже использовала для усмирения крестьянских волнений на Урале). Вяземский оставался на этом посту, тесно сотрудничая с Екатериной, большую часть ее царствования. В начале 1764 года она познакомила Вяземского с детальными — и крайне секретными — инструкциями о его новой роли. Этот документ написан по-русски, так же как большинство официальных государственных бумаг и большая часть того, что Екатерина писала своим министрам. Он позволяет окинуть любопытным взглядом работу русского правительства и демонстрирует, насколько пристально Екатерина наблюдала за своими чиновниками и чертами их характера — а во многих случаях их недостатками. В последние месяцы работы Александр Глебов не оправдал ожиданий Екатерины в качестве генерал-прокурора — по причине своего эгоизма и отсутствия открытости и искренности по отношению к ней. Более того — он, по ее мнению, был испорчен общением в юности с последним графом Петром Шуваловым. Екатерина объяснила Вяземскому, чего ему ждать от нее:

«Если я вижу, что вы лояльны, усердно работаете, открыты и искренни, тогда можете быть уверены в моем неизменном доверии. Кроме того, я люблю правду, и вы должны свободно, не боясь, говорить ее; вы можете спорить со мной без опасения, если конечный результат будет хорош. Я слышу, что все считают вас честным человеком, и я надеюсь показать вам, что люди с такими качествами ценятся при моем дворе. Более того, я добавила бы, что не жду от вас лести — лишь искренности и настойчивого отношения к делу»{340}.

Екатерина сказала ему, что он найдет в Сенате две «партии», но что важно не обращать слишком большого внимания ни на одну из них, так как ни одна не будет сильной. Со временем они исчезнут. «Я наблюдаю за ними не мигая, — писала Екатерина, — и использую людей согласно их способностям»{341}. Она предупреждала Вяземского:

«В одних вы найдете прекрасных людей с высокой моралью, но не очень прозорливым интеллектом; другие, думаю, видят дальше, но я не уверена, что они применят свое видение на пользу дела… Вы не должны благоволить ни одним, ни другим; обращайтесь со всеми вежливо и непредвзято, выслушивайте каждого и, руководствуясь лишь диктатом справедливости и выгоды для страны, твердо двигайтесь самым кратким путем к правде. Спрашивайте меня обо всем, в чем неуверены, и целиком полагайтесь на Бога и на меня; видя преданное поведение в отношении себя, я не предам вас»{342}.

Екатерина поняла, что текущие проблемы Сената