Екатерина Великая - Вирджиния Роундинг

меня несколько раз, чтобы сказать об этом и спросить моего мнения. Она зашла еще дальше с графом де Мерси [посол Вены], который сидел с ней рядом. Она вскрикивала по десять раз в каждой сцене, хвалила благородство и красоту Орлова, отпуская послу сверх всякой меры сотни мелких комментариев по поводу сердечных и умственных качеств своего любовника; затем, предположив, без сомнения, что недостаточно еще убедила венского посла, она сообщила ему, что граф Орлов намеренно прикидывается простачком, но те из ее придворных, кто попадается на это, слишком легковерны»{324}.

Во время празднования на улицах Москвы было устроено гигантское карнавальное шествие, названное «Минерва Триумфальная». Этот трехдневный спектакль включал процессию в милю длиной с участием четырех тысяч актеров и музыкантов. Начало процессии образовывали сценки «пьянство», «невежество», «обман», «продажность», «нужда» и «гордость». За ними следовали воплощения золотого века «мир» и «добродетель», к которым в заключение спускалась сама Минерва — императрица Екатерина II.

Весной 1763 года противостояние церкви и государства по поводу секуляризации достигло апогея. Митрополит Ростовский Арсений, шестидесятипятилетний член Святого Синода, который много лет противостоял вмешательству государства в дела церкви, в начале марта выслал в Синод обвинение. Неделей позже о нем узнали другие члены Синода и, боясь испортить отношения с императрицей, приняли решение, что послание содержит оскорбления в адрес самодержицы. В Ростов Великий был отправлен офицер-гвардеец, чтобы привезти митрополита в Москву для допроса. Он прибыл под конвоем 17 марта. Допрос митрополита Арсения Синод производил ночью, чтобы сохранить дело в секрете. Члены Синода отказались принять возражение митрополита, что он не имел в виду оскорбить императрицу, и обращались с ним так, будто он замешан в заговоре против нее. Дознаватели пытались выяснить у него имена сообщников и сторонников. 7 апреля его исключили из Синода, сняли ранг и приговорили к заключению в северный монастырь, где ему было отказано в пере и чернилах. Императрица ответила на это событие восстановлением Экономической коллегии для секуляризации церковных земель, которые она объявила незаконно приобретенными и неверно содержащимися. Синод не смог протестовать, чтобы не оказаться на стороне опозоренного митрополита Арсения.

В «весьма секретном» донесении от 15 марта граф Бакингем так прокомментировал явно растущее благоволение, демонстрируемое в отношении графа Орлова: «Ее императорское величество каждый день оказывает Орлову все новые знаки внимания. Ее склонность так велика, что оскорбляет тех, кто считает себя согласно своим рангам, ситуации и способностям более достойными ее благоволения»{325}. Он также пожаловался, что иностранные посланники до сих пор не могут разобраться, кто занимается иностранными делами:

«Похоже, все иностранные посланники одинаково в неведении, где искать министра иностранных дел. Мистер Панин первым после императрицы просматривает всю иностранную корреспонденцию, которая от него передается мистеру Бестужеву. Они мешают друг другу и любому другому; каждый достаточно весом, чтобы удерживать Ее императорское величество отрешения, но ни один из них не значим настолько, чтобы привести ее к решению»{326}.

К середине мая он решил, что ситуация при дворе ухудшается: «Люди всех сословий недовольны любезностями, оказываемыми семье Орловых, и выражают свое неудовлетворение более свободно, чем обычно принято в этой стране»{327}.

Существовали опасения, что императрица, будучи вдовой детородного возраста, может поддаться уговорам Григория Орлова и выйти за него замуж. Если бы она это сделала, то не только позиция Павла как наследника оказалась бы в явной опасности, но и сама Екатерина — обычная женщина, как считали все мужчины вокруг нее, — неизбежно закончила бы разделом власти с мужем, если не передачей ему всей ее полноты. Сторонники Екатерины убирали с трона негодного царя не для того, чтобы, как они считали, оказаться под властью выскочки-гвардейца и его крепко пьющих драчунов-братьев.

Остается под вопросом, хотела ли когда-нибудь сама Екатерина выйти замуж за Григория. Она была жестко настроена удержать власть и планировала пользоваться ею предельно аккуратно. Невозможно было даже подумать, что она добровольно поставит себя в положение, когда может лишиться власти хотя бы частично. Но в то же время она была женщиной, которой нужен был мужчина, и на этом этапе жизни она целиком зависела от Григория в эмоциональном плане, а также нуждалась в его компании для отдыха и возможности отложить в сторону дела государства в конце каждого рабочего дня.

Она чувствовала также, что необычайно обязана Григорию и его братьям. Она все еще продолжала учиться управлять своей личной жизнью — которая никогда больше не могла уже быть по-настоящему личной, — учитывая требования трона. Горячность некоторых членов оппозиции при упоминании ее возможной свадьбы с Григорием Орловым пугала ее и заставляла понять — если она когда-либо сомневалась в этом, — что ее личная жизнь стала частью ее политической жизни. Оставаться незамужней было гораздо более разумным вариантом для самодержицы, которая хочет обладать всей полнотой власти. Она поняла также, что слухи о женитьбе могут стать опасными для ее любовника.

26 мая Григорий составил для Екатерины несколько записок, касающихся заговора, где центральной фигурой был некто Федор Хитров (или Хитрово), являвшийся первоначально сторонником Екатерины и участником свержения Петра. Согласно сообщению Григория, Хитрово беседовал с несколькими офицерами и другими лицами, включая княгиню Дашкову, о том, что следует сделать, если императрица решит выйти замуж за Орлова. Самого Григория они считали «глупым» и не особо принимали в расчет — но его брат Алексей рассматривался как «крупный негодяй и причина всего дела»{328}. Хитрово предлагал ни больше ни меньше как убить всех пятерых братьев. Он заявлял также, что Екатерина обещала Панину перед возведением на престол править только как регент — обещание это она, едва о нем услышав, яростно отрицала. Хитрово был арестован и со временем сослан в свое поместье.

7 июня прусский атташе граф Солмс, один из самых оперативных дипломатов того времени, написал Фридриху Великому, дабы ознакомить его с выявившимся недовольством, обычном при русском дворе, и назвал княгиню Дашкову основным фокусом интриги и оппозиции:

«[Княгиня Дашкова] потеряла доверие и дружбу государыни. Ее заставили покинуть дворец, где она жила. Теперь она находится в городе и не появляется при дворе — за исключением редчайших крупных событий. Эта романтического склада женщина, жаждущая сделать себе имя в истории и видеть