Комендант мертвой крепости - Владимир Аренев

Добегали не все.

Кроме округлой головы и исполинского тела, Матерь, оказывается, обладала жвалами и клешнями — полупрозрачными и оттого почти не заметными на фоне её туши. Когда очередной даритель, положив перед Матерью подношение, бежал прочь, она в первую очередь хватала дары. А сожрав их — совершала стремительный бросок клешнями и нередко успевала перехватить незадачливого «жениха». Иногда тот лишался всего лишь конечности-другой, чаще — жизни.

Уцелевшие добирались-таки до дальней части туловища и оплодотворяли Матерь, после чего безмолвно исчезали в одном из тёмных коридоров.

Теперь Ярри понимал, почему ему сохранили жизнь, почему оставили непокалеченным. Живой подарок предпочтительнее мёртвого. Если бы бэр-маркады могли точно так же приносить Матери своих собратьев, они бы делали это — но, в отличие от Ярри, те сражались до последнего.

Неужели знали, что их ждёт?..

Конопушку он увидел случайно. Того нёс тощий рыжий «скоморох» со сломанной лапой. Конопушка свисал с клешней, словно уже был мёртв, но — Ярри отчётливо это услышал — стонал.

Их обоих поднесли к «гвардейцам» одновременно. Ярри посмотрел в блестящие чёрные глаза тварей и увидел в них своё отражение. Больше ничего.

Их пропустили, обоих одновременно — и Конопушкиного, и Ярриного бэр-маркадов. Те одновременно же бросили добычу перед мордой Матери. Слишком спешили исполнить свои обязанности «женихов».

«Гвардейцы» возмущённо заклацали жвалами, Матерь приподняла голову и уставилась вслед бегущим. Глаза у неё были белёсые, словно разлитое и подсохшее молоко.

Она потянулась к Конопушке — тот оказался чуть ближе.

Ярри это вполне устраивало.

* * *

Пока бэр-маркад нёс его в логово Великой Матери, Непоседа успел о многом подумать. Многое вспомнить.

Память — странная штука. Казалось бы, сейчас, на полпути к призрачному миру, он должен жалеть самого себя или готовиться к смерти. Но нет: перед внутренним взором — лучами утреннего солнца, пылинками, что кружились в этих лучах, гулким эхом голосов — проступил вдруг день занятий в Храме. Как обычно, после урока, посвящённого языку, учитель отвечал на самые разные вопросы. Ради этого многие храменята и ходили на уроки. Можно было спрашивать о чём угодно. Конечно, учитель отвечал не на всё, но уж когда отвечал, делал это интересно и обстоятельно. И говорил с уважением, как будто обращался к равным себе.

В тот раз речь зашла о помарках. Конопушку очень интересовало, откуда они взялись.

— Не знаю, — честно признался учитель. — И наверное, никто не знает, за исключением Праотцов.

— Ну а чем они отличаются от обычных зверей?

— Всем. Начиная с внешности и заканчивая поведением. Большинство помарок выглядят так, словно малоумный бездарь взял что под руку попало, самые разные части самых разных существ, и слепил без сладу и ладу.

Олли хихикнула:

— Это как?

— Понимаешь, всякое создание Праотцов обладает гармонией. Как вы все думаете, откуда берётся гармония?

— Гармония — это когда красиво! — сказал Толстый Йо. Он потом месяца через два умер от трясучки, сгорел, как свеча.

Храменята беззлобно засмеялись: Толстый Йо был действительно толстый и совсем не красивый.

— Зря смеётесь, он прав, — сказал учитель. — Гармония — это красота. А природная красота кроется во внутренней и внешней согласованности. В целесообразности. Слышите, какое интересное слово: целе-сообразность. Соответствие цели.

— Да какая может быть цель у сурамгаев? — фыркнул Конопушка. — Жрать всё подряд!

— Ты попал в самую точку. Этим они и отличаются от животных, созданных Праотцами. Видишь ли, в нашем мире всё взаимосвязано и гармонично. Ни один хищник не убивает больше, чем способен съесть. Ни один горбач не станет вытаптывать траву, чтобы просто позабавиться. И каждый, кто берёт, также и отдаёт. Мы с вами охотно едим сибарухов, — («Кому повезёт!» — хмыкнул вполголоса Конопушка), — сибарухи питаются саранчой, которая, в свою очередь, пожирает корни и листья растений. Ну а сами-то растения берут питательные соки из земли, в которую все мы рано или поздно ложимся. — Учитель очертил в воздухе круг. — Вот такое ожерелье, где каждая бусина одинаково важна. Вырви одну — всё рассыпется.

— А если кто-то возьмёт и сожрёт больше, чем обычно? — спросила Олли. — Или там сибарухи ка-ак наоткладывают яиц!

— Вполне может и такое быть. Но для этих случаев Праотцы создали множество самых разных равновесных механизмов — не машин, я имею в виду другое. Допустим, как предложила Олли, сибарухов стало слишком много. Они — что? — съели всю саранчу в округе. И?

— И сами повыздохли, — хмуро сказал Толстый Йо.

— Совершенно верно! Точнее, кто-то из них наверняка выживет, станет есть зёрна, ягоды… но уже в следующем году сибарухов родится намного меньше. И вот тогда-то саранча прилетит сюда из других мест и размножится очень обильно. И уже через пару лет сибарухов тоже станет больше. Кстати, это действует и в обратном случае: если сибарухи начнут вымирать, саранчи станет больше, птицы смогут лучше питаться, отложат больше яиц — и снова-таки в итоге равновесие восстановится.

Ярри слушал учителя, восхищённо распахнув рот. Он никогда не подозревал, что всё в мире настолько ловко устроено.

— А что же помарки? — спросил Конопушка. — Они не такие, как все?

— Не такие, — серьёзно кивнул учитель. — Они появились в мире вопреки замыслу Праотцов, и сама их природа чужда нам. Помарки не вплетены в ожерелье, может, поэтому они напоминают болезнь, которая, поразив тело, постепенно убивает его. То же самое делают с миром помарки: если вовремя не остановить их, они размножатся в немыслимых количествах и уничтожат всё вокруг. Иногда мне кажется, что главным их стремлением — более сильным, чем стремление к выживанию, — является жажда уничтожения. Как будто их самих изнутри пожирает неутолимый голод — и поэтому они истребляют всё на своём пути: травы, деревья, зверей, птиц… Но больше всего помарки ненавидят андэлни. Они готовы умереть, лишь бы сделать это, вцепившись в горло кому-нибудь из нас.

— Тогда почему мы ещё живы? Сразу после Разлома они могли всех нас убить за нечего делать.

— Так ведь и они, Олли, появились только после Разлома. Наш мир был для них чужим, как и они для мира. Помаркам пришлось приспосабливаться, многие вымерли, но кое-кто выжил.

— Значит, теперь они точно размножатся и всех сожрут?

Учитель снова улыбнулся:

— Видишь ли, чтобы размножиться, им необходимо найти еду, очень много еды. Это во-первых. А во-вторых, за годы, прошедшие после Разлома, мы тоже кое-чему научились. Помарки, как и все живые существа, уязвимы. Даже самые свирепые из них.

— Даже бэр-маркады и сурамгаи?