Как французы придумали любовь - Мэрилин Ялом

Единственным человеком, не считая этих четверых, кого устраивала новая партнерша Колетт, была ее мать, Сидо. Удивительно, но она написала своей дочери: «Я счастлива, любовь моя, что рядом с тобой подруга, которая так нежно заботится о тебе. Ты так избалована, что меня беспокоит, что станется с тобой, когда некому будет баловать тебя» [107] .

Колетт стала принимать участие не только в любительских спектаклях, но и в постановках на профессиональной сцене, главным образом чтобы подразнить семью Вилли, которая, как и многие респектабельные буржуазные семьи, считала, что актриса немногим лучше проститутки. Они с Мисси брали уроки пантомимы у знаменитого Жоржа Вага и решили поставить свою пьесу, сочиненную Мисси. В «Египетском сне» Мисси исполняла роль ученика, оживляющего египетскую мумию, роль которой играла Колетт. Негативные отзывы посыпались на них еще до сенсационного поцелуя на сцене. Кто только не говорил о переодетой в мужчину аристократке, вышедшей на сцену Мулен-Руж! На премьере их противники, которыми руководил бывший супруг Мисси, так кричали и так неистовствовали, что преподаватель пантомимы Ваг был вынужден заменить Мисси в следующих спектаклях. Но Колетт с ее кошачьими движениями имела такой успех, что о ней стали говорить как о миме и известной исполнительнице. В течение следующих четырех лет она, путешествуя по Франции, Бельгии, Италии и Швейцарии, с успехом сыграла не один спектакль, в том числе в постановках, созданных по мотивам серии романов о Клодине, и в пьесе под названием «Плоть», где произвела сенсацию, обнажив одну грудь. Именно к этому периоду относится множество нежных писем, написанных ею к Мисси и свидетельствующих об их преданности друг другу, а также о том, как она нуждалась в эмоциональной и финансовой поддержке Мисси [108] .

Бордо, конец сентября 1908 года: «Я люблю тебя. Мне тебя не хватает. Не хватает больше, чем когда-либо. Пожалуйста, береги себя. Боже мой! Ты заставила меня забыть об одиночестве, меня, которая ощущает какую-то непреодолимую и меланхоличную тягу к одиночеству. Люблю тебя».

Брюссель, конец ноября 1908 года: «Целую тебя, моя душечка. Поцелуй меня крепко, как тогда, в экипаже, когда я провожала тебя на вокзал».

Лион, начало декабря 1908 года: «Я до глубины души благодарна тебе за то, что ты у меня есть, за все, что ты делаешь для меня. Целую от всего сердца, драгоценная любовь моя».

Весной 1909 года Колетт отправилась в гастрольное турне с театральной версией «Клодины в Париже». Мисси сопровождала ее в качестве гримера, костюмерши и парикмахера. Когда они ненадолго расстались, Колетт написала ей письмо из Льежа, датированное 14 мая, в котором благодарит Мисси за ее великодушную помощь и просит не забывать о здоровье. Через день она пишет снова: «Боже мой, без тебя я – практически ничто».

В начале июня Колетт пишет из Марселя одно из своих самых нежных писем.

«Драгоценная любовь моя, я, наконец, получила от тебя письмо, первое письмо! Я так рада. Оно грандиозно, оно прекрасно, я нахожу его восхитительным, потому что ты говоришь, что скучаешь по своему отвратительному “ребенку”. Дорогая моя, этого довольно для того, чтобы сердце мое наполнилось радостью, я краснею, хотя рядом никого нет, от удовольствия и какой-то нежной гордости. Надеюсь, эти слова не шокируют тебя, моя скромная малышка Мисси, это всего лишь слова любви, передающие ту совершенную и ни на что не похожую нежность, которую я чувствую к тебе».

В течение 1909 и 1910 годов Колетт продолжает гастролировать. Вдобавок к лихорадочной работе в театре – иногда они дают по 30 спектаклей в месяц в тридцати французских городах – ей удается написать еще один роман, над которым она работала в гостиничных номерах и поездах, он выходил из печати как роман с продолжением и назывался «Бродяга».

Рене, главная героиня «Бродяги», совсем не похожа на юную Клодину. Ей тридцать четыре года, она – мим и танцовщица, как и Колетт. За ней ухаживает несколько глуповатый поклонник, который чуть моложе нее. Он разжигает в ней пламя желания. «Внезапно мои губы, вопреки их собственной воле, приоткрылись с той же нетерпеливостью, с какой созревшая слива трескается под лучами солнца» [109] . Чувственная любовь, захватывая героиню, становится все острее, но ей нужна независимость. Она уже немолодая женщина, которая боится оказаться во власти мужчины. Несмотря на преданность и обеспеченность своего поклонника, Рене отказывается выйти за него замуж, предпочитая свободу и бесконечные странствия.

Снова литературное произведение питается жизненными переживаниями, ведь у Колетт была связь с Огюстом Эрио, сыном владельца «Лувра», и она не таится от Мисси. Летом 1910 года Мисси, как всегда, великодушная к своему «ребенку», покупает имение в Бретани и дарит его Колетт. Следующим летом Колетт и Мисси расстались.

Однако не Эрио с его состоянием отбил Колетт у Мисси, а другой, более опасный мужчина – Анри де Жувенель. Жувенель был довольно богат, у него был титул, а главное – он обладал ярким умом и сильным характером, так что мог даже потягаться с Колетт. Как политический журналист, а позднее – политик, Жувенель стал достаточно известен для того, чтобы его именем была названа улица в шестом округе Парижа. Брак Колетт и Анри продлился с 1912 по 1924 год, в 39 лет она родила от него дочь, Колетт де Жувенель.

Характерно, что у Колетт амплуа писательницы, актрисы и сексуальной женщины превалировали над ролью матери. Она отправила Колетт де Жувеналь в загородное поместье с английской няней и редко навещала ее в младенчестве. Ничто не могло помешать неумолимому стремлению Колетт к самореализации: ни брак, тем более что Анри оказался неверным мужем, и она платила ему той же монетой; ни материнство – она забыла о своей дочери; ни секс – у нее была масса любовников обоего пола; ни инцест – она находилась в скандальной связи со своим пасынком Бертраном де Жувенелем; ни религия – ее третий муж Морис Гуделе был евреем; ни болезнь – в старости она страдала тяжелым артритом; ни осуждение католической церкви, которая запретила хоронить ее по христианскому обряду. Когда она умерла в 1954 году, была устроена гражданская панихида, причем до этого так не хоронили ни одну француженку. Ее тело покоится на кладбище Пер-Лашез. Она написала около пятидесяти романов, некоторые из них легли в основу замечательных фильмов: «Жижи» с Одри Хепберн, «Шери» с Мишель Пфайфер. Чем бы ни занималась Колетт, на протяжении полувека она воплощала образ француженки, которая «живет своей жизнью», и, вероятно, способствовала тому, чтобы многие другие француженки тоже стали жить своей собственной, полноценной жизнью.

Большая часть американцев была незнакома с сапфической культурой, процветавшей в Париже с начала XX века до Второй мировой войны. Если они что-то и слышали о Колетт, то ее имя, в первую очередь ассоциировалось у них с ее поздними романами и фильмами, с фотографиями Колетт с ее кошками на торговой марке. Еще меньше им была знакома жизнь и творчество Натали Барни, несмотря на то что она была американкой по происхождению. Барни всегда была больше известна во Франции, чем в англоязычных странах. Но была одна лесбийская пара, жившая в Париже в первой половине XX века и ставшая популярным символом американской культуры. Разумеется, я имею в виду Гертруду Стайн и Алису Б. Токлас. В июне 2011 года я уже писала о двух главных экспозициях в Сан-Франциско, посвященных Гертруде Стайн: первая развернута в Современном еврейском музее и рассказывает о жизни Стайн в Париже, вторая – в Музее современного искусства, где представлена авангардная живопись, которую коллекционировали в Париже Стайн и ее братья.