Завтра ты умрешь - Анна Малышева

– Она меня не знает! – Блондинка, судя по всему, обладала отличным слухом. Теперь, окончательно утвердившись на занятой позиции, она держалась нагло и снисходительно цедила слова сквозь зубы: – Она вообще ничего не знает о том, что тут творилось, так что ее, может, еще и не посадят! А вот вы, Надежда Юрьевна, сядете! Кто ж поверит, что вы ни сном, ни духом не ведали, что в этом доме пять лет подряд вместо жены вашего братца жила наемная актриса?!

Блондинка возбудилась, заведенная собственной тирадой, и последние слова почти прокричала, но никто ее не осадил. Женщины онемели и оцепенели, только Надежда Юрьевна сделала слабое движение, словно пытаясь отмахнуться от мухи, и тут же бессильно уронила руку. Марина уже не пыталась что-то осмыслить, и у нее в голове вертелось одно – дети в любую минуту могут ворваться, чтобы потребовать завтрак, а здесь находится абсолютно безумная и никому неизвестная блондинка, которая утверждает…

– Так вот, зарубите себе на носу, – зло заявила та, выхватывая из пачки новую сигарету и жадно закуривая. – Пока он со мной не расплатится, я так и останусь Ксенией Банницкой! Я, в отличие от него, знаю, как выполнять условия договора! Пять лет просидеть в этом мерзком пустом домище – нет, в самом деле, можно было сойти с ума! А что теперь?! Мне скоро тридцать, меня все забыли – я же ни один кастинг не пройду, даже на третьи роли! Он заплатит, или не знаю, что с ним сделаю! Просто не верится – с его деньгами выкинуть такую штуку! Он что – разорился?

Вопрос был адресован Марине. Та нашла в себе силы отрицательно покачать головой. Блондинка фыркнула, но, видимо успокоившись, добавила:

– Ладно, я могу понять, он только что жену похоронил, но договор есть договор, нельзя же так кидать людей! Я хочу расстаться по-хорошему, и тогда все останется между нами, как и договаривались. Может, он забыл про меня или ему неприятно, но знаете, это уже не мои проблемы! Вас, кажется, Марина зовут? Вы можете с ним поговорить насчет моих денег?

Та находилась уже в таком состоянии, что готова была пообещать все, что угодно, лишь бы этот кошмар закончился. У нее на локте всей своей тяжестью висла Надежда, и, взглянув на ее перекошенное, лишившееся выражения лицо, Марина поняла, что та близка к обмороку. Это подействовало на нее устрашающе – уж если несгибаемая сестра Банницкого перестала называть гостью полоумной авантюристкой и приняла ее обвинения так близко к сердцу, значит, они не были просто бредом… «Но что мне делать?! – отчаянно раздумывала она, жалко улыбаясь гостье – этой улыбкой женщина пыталась прикрыть захлестывающую ее панику. – Бросить все и удрать? Могу! Меня пока ничто тут не держит! Этим детям я не мать, дому не хозяйка, Мише не жена…» Было мгновение, когда искушение стало настолько сильным, что она едва не привела свой план в исполнение. Чего проще – стряхнуть с себя обмякшую Надежду и, взяв наверху сумочку, уехать, не простившись. В Москве встретиться с Банницким и объяснить, что совершенно не готова принимать таких гостей, как нынешняя блондинка. Или вообще ничего не объяснять – это должен сделать он.

Все было так, за исключением одного – женщина не могла отсюда уйти. Она уже была здесь хозяйкой, и дети, чьи приближающиеся звонкие голоса слышались сквозь приоткрытое окно, уже не были ей чужими. Марина вспомнила парк Горького, уличное кафе, их перепачканные кетчупом мордашки, фотографию матери, которую девочки показывали ей бережно, как некую святыню, явно доверяя самое дорогое, что было в их обеспеченной, сытой и все же такой нищей маленькой жизни… Женщина на снимке была смутно похожа на ту, что сейчас стояла перед ней, – так бывает похож человек на чьи-то рассказы о нем. «Что за дичь! Эта девица утверждает, что изображала Ксению Банницкую за деньги? Пять лет?! И никто не знал, не догадывался, не схватил ее за руку? И это придумал Миша?! Да она нагло врет! Узнала о своем сходстве с его женой, о ее состоянии, о смерти, и явилась сорвать легких денег!»

Осознание такой возможности придало ей сил. Все снова становилось на свои места – одно дело, иметь дело с призраком погибшей соперницы, другое – с прожженной бабенкой, без стыда и совести, явившейся нагреть руки на чужом горе. Марина почувствовала наконец, что нелепая, смущенная улыбка на ее лице становится рассчитанно-любезной – что и требовалось в данной ситуации. Она усадила Надежду на стул, ободряюще сжала ее полное плечо и обратилась к гостье уже совсем спокойно:

– Теперь я все понимаю. Конечно, он забыл или замотался на работе. У него уже который день нет ни минуты свободной, спит по часу в сутки, поесть не успевает. Вот, – она указала на Надежду, – родной сестре никак деньги отдать не соберется, а дозвониться до него невозможно. Вы с ней пришли, в сущности, по одному и то му же вопросу!

Надежда, подняв голову, издала слабый хриплый звук, словно пытаясь подтвердить справедливость ее слов. Цвет лица у нее по-прежнему был апоплексический, а рука, которой она продолжала цепляться за Маринин локоть, заметно дрожала. «Не хватил бы ее удар, в самом деле! – забеспокоилась Марина. – Господи, дети идут!» Их голоса приближались, на веранде послышались торопливые шаги, и спустя мгновение в комнату ворвались девчонки. Посторонняя женщина привлекла их внимание лишь на миг – устроив ей блиц-осмотр, они бросились к Марине, наперебой крича:

– Мы придумали! Давай не в музей, а в аквапарк!

– Куда-куда? – Растерявшись, женщина ловила их цепкие руки, бросая беспокойные взгляды на гостью. Больше всего она опасалась, что та осмелится продолжать свою игру при детях, однако, по всей видимости, блондинке тоже стало не по себе. Она глядела на детей настороженно и чуть смущенно, словно в их присутствии ясно осознала нелепость своих претензий.

– В аквапарк! – отчеканила Алина. – Не бойся, мы узнали, как доехать!

– А еще можно в дельфинарий, – выдвинула версию более благоразумная Ульяна. – Это даже познавательно! Почти как музей!

– Куда уж познавательней! – Марине наконец удалось завладеть их руками. Она слегка их встряхнула, привлекая к себе внимание: – Ну вот что, сейчас вы завтракаете, – она снова взглянула на блондинку, – на кухне. Идите, возьмите себе овсяные хлопья, подогрейте молоко… Сумеете сами? Я занята.

– А потом в аквапарк. – В устах Алины это был даже не вопрос, а утверждение. Марина только рукой махнула, отпуская девчонок на свободу. Когда те исчезли, непривычно молчаливая Надежда только покачала головой, явно не одобряя подобной программы дня. Марина едва обратила на нее внимание – ее взгляд был прикован к блондинке.

– Значит, договорились, – наигранно-бодрым тоном обратилась она к гостье. – Я созваниваюсь с Михаилом Юрьевичем и уверена, через несколько часов вы сможете подъехать к нему в банк и забрать деньги.

– Нет-нет! – воскликнула та, делая забавную возмущенную гримаску. В ней было нечто инфантильное, изнеженное – обычно так ведут себя женщины, заигравшиеся в детство и обласканные мужским вниманием. – Пусть он расплатится, как мы договорились.

– А как вы договорились? – изо всех сил сохраняя любезный вид, осведомилась Марина. «Может, лучше ее не отпускать? – попутно соображала она. – Милиция? Нет, много шума, и что я им скажу? Когда еще приедут… Позвонить на вахту, попросить ее задержать… Поднимет крик? Ну и пусть орет, все равно правда на моей стороне! Что это за шантаж – ни на что не похоже! Слышала я, что богатых людей любят доить, но чтобы так дико… Может, она вообще наводчица? Срочно позвонить Мише…»