Старосветские убийцы - Валерий Введенский

Тоннер посмотрел на Дениса. Лишь два часа назад молодой человек взывал к нему о помощи, а оказывается, подозревал! Угаров постарался взгляд выдержать.

– Чушь какая! – сказал Терлецкий. – Лучше расскажите, зачем вы вышли из дома.

Тоннер, при всей абсурдности, в идее Угарова увидел рациональное зерно. Истинный убийца кому-то действительно помог покрепче заснуть в предыдущую ночь. Неспроста склянки из-под опия по всему дому валяются!

– Мы предположили, что Тоннер захочет сбежать, и я устроил засаду перед домом, – объяснил Рухнов.

– Так, так, так, засаду. И кого вы видели? – быстро спросил Киросиров.

– Всех. Первым вышли вы, Павсикакий Павсикакиевич, вместе с Тоннером, затем генерал, за ним Никодим на заимку пошел, а после, если не ошибаюсь, господин Тучин вышел.

– Еще кто-то был? – спросил Терлецкий.

– Да! – подтвердил Рухнов, краем глаза отметив, что Митя, готовый было юркнуть в приоткрытую дверь кабинета, замер. На принятие решения оставалась доля секунды – сказать или нет? К Растоцкой юный Ромео не бегал, это теперь известно. Неужели замешан в исчезновении княгини? Рухнов решил промолчать, чтобы не вспугнуть.

– Да, господина Рооса!

Митя спокойно скрылся в кабинете, дверь за собой не затворил. Михаил Ильич, сделав вид, что желает пересесть, двинулся к покоям князя. Терлецкий, услышав про Рооса, выронил тучинские рисунки и схватился за сердце:

– Что? Сбежал? Господи…

Тяжело задышавшего Федора Максимовича усадили на диван, Тоннер расстегнул ему фрак.

– Может, он прогуляться выходил, давно вернулся и спит?

– Петушков, миленький, сходите проверьте! – схватился за спасительную идею Терлецкий.

– У меня травки имеются на спирту, от сердечной боли, – предложил Глазьев.

– Давайте, – распорядился Тоннер.

Терлецкий закрыл рукой глаза.

– Почему же сбежал?

– Шпион потому что! – пояснил Веригин. – Заметили, как вокруг меня вертелся и каждое слово записывал?

– Павел Павлович, от России до Америки, как до луны, – высказал свои сомнения Тоннер. – Какие шпионы?

– Не скажите, доктор, не скажите! По-вашему, Россия – великая держава?

Тоннер кивнул: "огромный" и "великий" он всегда считал синонимами.

– А расширить свои владения не может, – продолжил Веригин. – Почему, спрашивается? Враги не дают, англичане. Мы турок давно бы в Средиземном море утопили и над Царьградом Андреевский флаг водрузили – так не дают британцы! До чего дошли, нехристям помогают, только чтоб нам нагадить. А ведь под турками и Балканы стонут, и братья-болгары. Ничего, соберемся с силами и выбьем их отовсюду. А потом на восток пойдем и там станем англичан бить! В Индию! Вы на карту взгляните – кто к индусам ближе: мы или Британия? То-то. Сам Бог велел в Индийском океане сапоги мыть. И Китай у нас под боком. Дикая, но богатая страна – опять же, на нее Англия зарится. Фигу им! Нашим будет!

– Но Америка-то при чем? – воскликнул Тоннер.

– А Америку мы уже осваиваем. Аляска, Алеутовы острова, Калифорния – все это наше. И всюду англичане мешают, мы им как кость в горле.

Петушков спустился со второго этажа. Комната Рооса оказалась пуста.

– Выпейте, Федор Максимович. – Глазьев поднес Терлецкому настойку.

Терлецкий хлопнул рюмашку и выпучил глаза:

– Ух, забористо! И что мне теперь делать?

– Что делать? – переспросил генерал (в глубине души он был рад, что не один сегодня опростоволосился). – Солдат звать, леса прочесывать. Как поймаем – сразу в Сибирь. И вас, Федор Максимович, с ним! Как всегда, переводчиком!

– В Сибирь? – начал хватать воздух ртом Терлецкий.

– А вы думали, вам орден дадут?

Федор Максимович уже и говорить не мог, только знаками показал, чтобы еще настойки плеснули.

– Могут, конечно, просто разжаловать, – продолжал издеваться Веригин. – На пенсию в любом случае не рассчитывайте. Деревенька-то есть?

– Маленькая, – чуть не плача, ответил Терлецкий.

– Значит, с голоду не помрете!

Со стула привстал Сочин. Холодные полотенца помогли снять отек возле глаза, и он решил поехать домой.

– Федор Максимович, а если депешу срочную послать? Ночью фельдъегеря поедут, мигом в Смоленск доставят.

Терлецкий ухватился за идею:

– Пошлите! Принесите бумагу и перо, кто-нибудь!

– Сию секундочку, – отозвался Рухнов. Вот и повод в кабинет войти. Зайдя, Михаил Ильич увидел сидевшего за бюро Митю. Молодой человек вытаскивал из ящиков листки и быстро просматривал. Интересно, что он ищет? Завещание? Вексель? Что-то еще?

– Дмитрий Александрович, пары чистых листиков не найдется?

Митя недовольно обернулся, и Рухнов извиняющимся тоном пояснил:

– Федору Максимовичу для государственных нужд…

– Пожалуйста, пожалуйста, – смягчился юноша. – Возьмите с края.

– Благодарствую. – Взяв бумагу, Рухнов быстро вернулся в трофейную. Чуть самое интересное не пропустил.

– Ах ты, мерзавец! – Растоцкий подобрал брошенные Федором Максимовичем рисунки, долго рассматривал, не в силах поверить, что там изображена его любимая Маша! Не владея собой, Андрей Петрович схватил со стола бронзовый канделябр и метнул в голову юноши.

Тот успел уклониться, а запустить второй подсвечник Андрею Петровичу не дали подскочившие исправники. Тучин на миг испугался, но быстро принял свою обычную горделивую позу с чуть выставленной вперед правой ногой.

– Отвезли бы вы, Мария Андреевна, своего ненормального папеньку домой!

– Мой отец нормален! Это вы – сумасшедший! Как вы посмели такое рисовать?

Тучин пожал плечами.

– Не думал, что эскизы так вас заденут!

– Эскизы? – чуть не задохнулась девушка.

– Ну, конечно! К новой картине, "Страшный суд". Это будет шедевр! Он обессмертит и меня, а заодно и вас, Машенька. Я так долго искал, с кого бы написать блудницу!

Тоннер на всякий случай загородил Маше дорогу. Вдруг она снова бросится на Тучина! Вернее, Илья Андреевич в душе надеялся, что бросится и сама попадет к нему в объятия. Машенька долго молчала, а потом произнесла:

– Очень надеюсь, что Бог покарает вас за грехи раньше, чем вы успеете нарисовать эту картину. Поехали, папенька, время позднее! Маменька волнуется…

Илья Андреевич расстроился. Маша Растоцкая с каждой минутой нравилась ему больше и больше. В будущей жене Тоннер мечтал найти все сразу: и друга, и любовницу, и заботливую мать детям, и опору в трудную минуту. Маша казалась ему идеалом! Он решил завтра же к ней посвататься.