Метаморфозы. Новая история философии - Алексей Анатольевич Тарасов

избежать достижения отметки в 9,3 миллиардов, и ограничиться 8,3 миллиардами. Та же аргументация касается и расширения уровня вакцинации населения, которая снижает детскую смертность, а потому тормозит склонность бедных людей иметь много детей.

Гейтс действительно не раскрывает все «карты», все свои намерения, тем самым давая пищу для конспирологов. Сам он это объясняет тем, что реализация этих инициатив должна быть независима от правительственных учреждений, которые не в состоянии предотвратить надвигающуюся катастрофу. Так или иначе, мы можем описать дилемму, стоящую перед человечеством как минимум в двух парадигмах. Мальтус, если бы оказался сегодня среди нас, сказал бы, что 8 миллиардов – это много, надо сокращать, чтобы сохранить баланс со средой! Максимум один миллиард. Пусть и золотой… Кондорсе же сказал бы, что 8 миллиардов – это недостаточно, надо как минимум 15 миллиардов, чтобы мы могли трансформировать среду! (Вспомним мысленный эксперимент с прудом в начале главы.)

Так или иначе, фактом является то, что некоторые из ведущих миллиардеров Америки с середины 2000-х годов тайно встречаются, чтобы обсудить, как их богатство можно было бы использовать для замедления роста населения мира и ускорения улучшений в области здравоохранения и образования. Эти «филантропы», собирающиеся по инициативе Билла Гейтса, обсуждают «объединение усилий для преодоления политических и религиозных препятствий на пути перемен»[151]. В описанный одним инсайдером как «Хороший Клуб» (‘Good Club’) входят «патриарх» самой богатой династии Америки Дэвид Рокфеллер-младший, финансисты Уоррен Баффет и Джордж Сорос, на тот момент мэр Нью-Йорк Майкл Блумберг, а также медиа-магнаты Тед Тёрнер и Опра Уинфри. Когда журналисты спросил Б. Гейтса, к чему вся эта секретность, он ответил, что они (самые богатые американцы) хотели бы поговорить друг с другом, не беспокоясь о том, что всё, что они скажут, попадёт в газеты, в результате чего их неизбежно начнут изображать как альтернативное мировое правительство. Но ровно этого они и добились! Тем самым породив новую волну конспирологических теорий.

С более объективной позиции их подход можно назвать разновидностью «гностицизма», позиции, согласно которой люди делятся на посвящённых и непосвящённых. В более обобщённом и современном виде «гностицизм» можно определить как такую позицию, которая считает, что какая-либо идея сначала должна быть сформирована неким интеллектуальным меньшинством, «авангардом», в некой локальной точке, и лишь окончательно сформированная может быть передана большинству для реализации и воплощения. Слово «авангард» здесь не случайно, поскольку «партия как авангард революции» – это «гностический» идеал, которого придерживались большевики. И вот почему, например, некоторые неолибералы прямо указывали как на важнейший источник собственных идей и подходов на те уроки, которые они извлекали из практики и деятельности «левых». Так, американский политический философ и экономист Мюррей Ротбард (1926–1995) написал в своей записке 1961 года, очень красноречиво озаглавленной «Что делать?» (пусть и совпадение, но довольно любопытное, с одноименным романом Н. Г. Чернышевского): «Я думаю, мы можем многому научиться у Ленина и ленинцев»[152]. Этим же можно объяснить многие действия одного из упомянутых участников данного «Хорошего Клуба», «одиозного» Джорджа Сороса. «Одиозного» в том числе потому, что его действия почти исключительно трактуются конспирологически. Значительно более понятными многие его действия становятся, если учесть, что он считает себя сторонником «троцкистской» концепции «перманентной революции», которую он трактует и стремится воплотить очень своеобразно – через постоянную организацию «оранжевых революций». Это всё тот же «гностический» идеал, который могут понять, осознать и воплотить только «избранные».

ОРГАНизм (биология) и ОРГАНизация (социология)

Но нам следует вернуться к теоретическим спорам, начавшимся ещё при жизни Кондорсе и Мальтуса, на которые они оказали колоссальное влияние и без которых нельзя понять судьбы становления биологии как науки.

Взгляд Ж. Ламарка на изменения в органическом мире, в частности его концепция «трансформизма», выкристаллизовалась в течение последнего десятилетия XVIII и первых лет XIX веков. Это в значительной степени следует рассматривать как результат взаимодействия с социальной мыслью – способами мышления, способами концептуализации, моделями, метафорами и аналогиями – времени, предшествовавшего французской революции 1789 года, и самого революционного десятилетия (1789–1799), и даже прямого переноса их в область «естественной истории» и «биологии». Более того, участие Ламарка в новых институциональных структурах, созданных в революционный период, привело его к непосредственным контактам с преобладавшими в то время способами дискурса о социальных вещах.

Трансформизм Ламарка родился в условиях острых дебатов по поводу реформирования «естественной истории» в конце XVIII в. между последователями Жоржа-Луи Ле-клерка де Буффона (1707–1788), с одной стороны, и реформаторами его системы, с другой (маркиз де Кондорсе, Феликс Вик-д’Азир, Жорж Кювье и др.). Подобно тому, как Вольтер, Монтескье, д’Аламбер, Руссо и Кондорсе дают «генетическое» объяснение политическим и моральным преобразованиям, происходящим в человеческих обществах, или развитию человеческого разума, Ламарк берётся дать «генетическое» объяснение развития живых существ. Он рассматривал физический мир как постоянно меняющийся, где индивидуумы и виды изменялись по определённым правилам. Ламарк был предшественником мышления в терминах эволюционного процесса адаптации, хотя это и не было его главной идеей.

Вопросы, которые задавались в дискурсе об обществе до Революции, с её началом приобрели ещё большую актуальность, поскольку ответы сразу должны были быть воплощены в повседневную политическую и культурную практику: как должны были быть охарактеризованы различные группы людей в обществе – как естественные или искусственные, как реальные или произвольные? являются ли эти группы или их отдельные представители подверженными влиянию, формированию или влиянию их внешнего окружения – природного или социального? каково происхождение этих социальных групп – «во времени» или вне его? (как, например, в «естественном состоянии» Ж.-Ж. Руссо или в «таблице наций» Ш. Л. Де Монтескьё) если «во времени», то существует ли постоянный набор организационных форм или могут возникнуть новые формы? есть ли направленные или структурные закономерности в порядке появления социальных групп? каковы особенности такого порядка и как он меняется со временем? чем современные европейские общества с их сложными политическими и социальными структурами отличаются от колониальных и «примитивных» обществ? как должно быть устроено человеческое существо, чтобы быть индивидуумом? может ли физика или химия предоставить модели для объяснения всего вышесказанного или необходимо искать ответы в другом месте?

Сразу следует отметить, что в самом начале этого периода Ламарк был хорошо известным ботаником, который твёрдо придерживался взглядов о неизменности видов, которые рассматривал как наиболее реальные сущности в онтологическом плане. Он определял «жизнь» как состояние материи, наполненное жизненным элементом, выраженным в особом виде движения. Он не рассматривал изменения как направленные во времени и считал, что изменения в живом мире ограничены внутренними границами внутри вида или индивида. Одним из наиболее