В некоторой сказке… - Любовь Юрьевна Чистякова

судьбы замерцала, обнялась с линией жизни, затянулась в узелок. По позвоночнику прокатились мурашки. Приятные. Леденяще-согревающие одновременно. Ресницы затрепетали. Дыхание стало прерывистым. В глазах полыхнул огонь. Есения ощутила, что может управлять своим даром. Не по наитию, не до-детски испуганно требовать. У по-настоящему управлять. Где-то глубоко пробудились древние знания. Такие же древние, как и сама эта земля. От ладошек исходило голубоватое сияние. Из него можно было слепить все, что угодно. Приручить его. Направить против целой армии. Или защитить с его помощи все вокруг. Накрыть горы куполом и никого сюда не пускать.

Девушка увидела себя как будто со стороны. Отросшие волосы укрывали плечи пламенным пледом. Глаза горели чужим, потусторонним огнем. Губы налились алым. Это была уже не взъерошенная студентка-непоседа. На пригорке стояла уверенная в себе чародейка. Настолько сильная, что Есении стало не по себе. Такая может, не моргнув глазом, сотворить хоть добро, хоть зло. Шагнуть в любую сторону. И тогда….

Сенька резко сжала кулаки. Обжигающие брызги разлетелись в стороны. Полянку словно кислотой облили. Обугленные крапинки как бусинки усыпали склон. Девушка опустилась на колени. Ласково провела ладошкой над ранами. Сияние снова стало теплым. Чародейка мысленно обняла каждую травинку, заштопала прожженные островки. От черноты не осталось и следа. Сенька улыбнулась. Так странно. Именно сейчас, когда уже и не так важно, она вдруг поняла, как управлять колдовством. Что оно в ней самой. Что она сама – сила. Чуть-чуть бы раньше. «Эх, Сеня, Сеня, что тебе мешало думать и тренироваться, когда это было нужно?!» – упрекнула себя девушка.

– Придет твое время, милая, – словно погладил ее по макушке бархатный голос. Такой знакомый.

Сенька вздрогнула, обернулась. Нет никого. Подняла глаза к небу. Пусто.

– Эй, ты кто?

– Всему свое время… – эхом раскатилось по поляне.

– Генриус? – закричала она.

Но в ответ только вороны закаркали в роще на склоне соседней горы. Есения бессильно зарычала. Ладошки снова опалили яростные сгустки, готовые сорваться в любой момент. Девушка с трудом усилием воли погасила их. Ей стало невыносимо страшно. Накопленная злость требовала выхода. И Сенька уже не знала, сможет ли побороть ее в следующий раз. Контроль! Нужно срочно научиться контролировать свои эмоции. Иначе может случиться что-то ужасное. Она села на траву, обняла себя за плечи. Ее била крупная дрожь. Как тогда, в Лунном ущелье. Но теперь никто не согреет и не успокоит. Сенька всхлипнула. Поймала на палец божью коровку. Та флегматично потопталась на месте. Посучила задними лапками. Собрала крылышки в платье в горошек. И поползла к запястью. Есения перевернула руку, подставила букашке травинку. Вдруг коровка замерла. Резко раскинула хитиновые половинки в стороны и со стрекотом вспорхнула. Как будто испугалось чего. Есения тоже вздрогнула.

– Аэль, как думаешь, чем все это закончится? – спросил над самым ее ухом хрипловатый голос.

– Не знаю, Сём. Но точно не пышной свадьбой, – ответил приятный высокий.

Девушка припала еще ниже к траве. Обвела полянку глазами. Не показалось. Тем временем, невидимые собеседники продолжали.

– Ха, ты еще надеешься на руку Сеньки? – усмехнулся первый.

– Княжны Есении, – машинально поправил второй. – Нет, конечно. Я и не за ней шел. Дурная политика, сам же понимаешь. Мы пешки. Отцы игроки. И им невдомек, что не для всех жизнь – шахматная доска. И удачная партия – это не шах и мат в два хода. Ой, да что об этом. Войной пахнет.

– Точно, воняет уже, – присвистнул Сёма. – Треть отряда полегла так бесславно. Жалко их. И то ли еще будет, чую я.

– Нос ищейки не проведешь? Боюсь, ты прав. Может, повернуть пока есть возможность? Мне думается, зря мы туда идем.

– Можешь повернуть. И никто не упрекнет за трусость. А вот я пойду до конца.

– Зачем? Ты же за чистотой розыгрыша вроде следишь. А если не будет никакого розыгрыша, то…

– Дракон – вот моя главная цель, – перебил хрипловатый. – Нельзя дать врагу урвать такой козырь.

– Семён, а кто враг? И откуда ты знаешь, что это не я?

– Знаю, Аэль. Ты правильно сказал: нос ищейки не проведешь. Доброслав не дурак. Он отправил разведку.

– В отряде поговаривают, что сама княжна упорхнула вперед.

– Она сильный маг. Отцовская надежда. И, кто бы что ни говорил, его настоящая правая рука.

– Да, да, я слышал, – зажурчал ручейком смех.

– Зря хохочешь. Видел я ее однажды в деле. Не хотелось бы такую на пути повстречать. Растопчет, не заметит. И она не одна.

– Эрлаган?

– Тоже в курсе уже?

– Весь Форестер гадает, кому теперь он служит, и когда вернется в родные пенаты. Шептались и про Доброслава. Но дед его отрицает все. Старый вояка тоже надеется, что когда-нибудь внук вернется в гнездо и возглавит армию.

– Возглавит скоро. Только, похоже, не вашу.

– Чарогории?

– Нет. Говорю же, войной воняет.

– Совет не доверит вести Семидержавье в бой безродному сопляку.

– Полегче, Аэль, Габриэль давно уже себя зарекомендовал на бранном поле. И он избранный.

– Ну, да, конечно. У нас это немного по-другому называют.

– Называй, как хочешь. А предназначение одно. И тут ваши языки могут молоть, сколько угодно.

– Поживем, увидим. Я не против Габриэля, ты не подумай. И, я надеюсь, до сих пор друзья. Но… грядет не просто войнушка между кланами.

– Поживем, увидим, Аэль, все верно говоришь. Далеко нам еще?

– Если верить карте, и ничего больше не случится, то дня через три будем у скалистого мыса Смеральдо.

– Хорошо бы.

Сенька стряхнула пелену. Значит, скоро ждать гостей. Интересно, кто это разговаривал. Аэль. Судя по всему эльф, раз из Форестера и Габриэля знает. И не простой вояка. Из знати. Второй, Семён, явно из Чарогории. И знаком с Есенией. Треть отряда полегла. Это на кого же они нарвались? И война. Габриэль тоже что-то такое говорил. Но что конкретно, девушка не помнила. Ох, избранный. Как же теперь без него Семидержавье?

– Ну и написала ты сказку, Сенька! – в пустоту проговорила она. – Не выбраться тебе отсюда, дорогая. Уж точно не сейчас. Надо приготовиться к встрече. Женихи, мать их.

***

Перо поскрипывало, выводило витиеватые буквы на казавшейся в отблеске свечи хрупкой бумаге. Завиток, черточка, завиток. Чернила лениво стекали с серебряного наконечника. Завиток, подпись, точка. Перо легло рядом с пергаментом. На письмо сверху посыпалась жемчужная пыль. Сухая рука прихлопнула, аккуратно густой круглой кисточкой смахнула крошку. И без того непонятные черные буквы и вовсе растворились. Маг осмотрел чистейший лист. Удовлетворенный результатом, туго свернул его в трубочку, перевязал атласной лентой цвета индиго. Вытянул из ящика дубового стола еще один. Обмакнул перо