Орли, сын Орлика - Тимур Литовченко

– Пусть Великий Аллах сделает долгими дни повелителя правоверных, самого справедливого из всех, живущих на земле!

Тяжелый удар в спину – и он летит в пропасть, навстречу черному речному потоку, который змеится далеко внизу. Но пролетает ровно столько, сколько позволяет веревка. Падение тела в бездну сдерживает петля, резкий рывок и ужасная боль пронзает тело несчастного, слышен хруст ломающихся позвонков и рвущихся тканей, и сознание гаснет…

* * *

Палач перерезал веревку, труп полетел в Смотрич.

Через несколько секунд снизу донесся всплеск воды.

Все кончилось.

14 ноября 1759 г. от Р. Х.,

берег Рейна напротив скалы Лореляй

– Кароль! Каролик, ты здесь?

– Да, гетманыч!

– А хлопцы?

– Конечно, здесь! Мы все с вами!

– Ты не забыл передать маршалу де Брольи запечатанный пакет, как я попросил вчера? Это очень важно: ведь там – подробные инструкции относительно выхода на всех моих агентов без исключения. Негоже бросать такую разведывательную сеть на произвол судьбы…

– Конечно, не забыл.

– Молодец, благодарю. А как вы одели меня для этого путешествия?

– По-казацки, как вы и приказали.

– Дай-ка руку, пожалуйста.

– Да, гетманыч!..

– В голове туманится… Ничего не вижу…

Григорий почувствовал, как верный Кароль крепко сжал его холодную правую ладонь.

– Каролик, братец! Знаешь, что именно мне только что приснилось?

– Откуда же мне знать, гетманыч?

– Казнь Юрка Хмельниченка[53].

– Снова вы за свое?! – В голосе побратима слышалось негодование. И не зря: ведь за три с половиной месяца после тяжелого ранения в бою под Минденом[54] состояние Григория так и не улучшилось. Наоборот, он чувствовал себя чем дальше, тем хуже. Порой его охватывала депрессия, неудовлетворенность собой… и он начинал сравнивать себя с младшим сыном Зиновия-Абданка Хмельницкого.

Жалел, что он, гетманыч Орлик, отдал жизнь Франции, а не родной Украйне. Что, несмотря на все усилия, не стал настоящим лидером казацкой нации, а значит, и не был достойным памяти своего отца гетмана Пилипа Орлика. Покорных ему «синих шведов» и героическую казацкую сотню принудил сражаться на стороне коалиции, в состав которой входила ненавистная Московщина…

Да что там об украинском деле говорить, когда он не отомстил мерзавцу Ивану Неплюеву за смерть любимой когда-то Лейлы!

Очевидно, теперь на больного надвигался очередной рецидив той же изнурительной душевной болезни, которая грызла его изнутри.

– Ты не понимаешь, Каролик, братец мой названый!

– Это вы не понимаете, гетманыч…

– Нет-нет, я все понимаю, абсолютно все! Вспомни, сколько раз мы были буквально на мизинчик, на ноготок, на волосок от успеха… но так ничего и не добились?! Даже реставрацию короля Станислава Лещинского провели, а все равно…

Вдруг раненый резко напрягся, сжал руку побратима и протяжно застонал.

– Вам плохо, гетманыч?

– Где мы сейчас? – Григорий словно из омута вынырнул.

– Вас отнесли, куда вы и попросили: на берег Рейна.

– К скале Лореляй?

– Разумеется.

– Как бы радовался внук франкфуртского бургомистра Гёте, если бы оказался здесь…

– Иоганн Вольфганг?

– Ну да. Смешной мальчуган… Но из него вырастет личность.

– Разумеется, гетманыч.

– Мы бы вместе с удовольствием переплыли Рейн, чтобы взойти на самую верхушку этой скалы. Иоганн Вольфганг как-то рассказывал, какой прекрасный и величественный вид открывается оттуда. Ты как считаешь?

– Наверное, это в самом деле так.

– Опиши мне, какова она – эта скала?

– Вы и того не видите, гетманыч?

– Ничего не вижу. Перед глазами сплошной туман, в голове тьма…

– Красивая скала… даже в эту пору года. Заросшая кустами и деревцами вплоть до самой вершины. Сейчас листья желтеют и опадают, а вот весной здесь должно быть значительно красивее. Она возвышается над черной водой, словно огромный великан над толпой карликов…

– Жаль, что я этого не увижу… – печально произнес Орлик.

– Увидите, гетманыч! Как это – не увидите?! – негодовал Кароль, хотя и знал, что Григорий на этот раз прав. Ведь по всему было видно, что он угасает буквально на глазах.

– Тьма, Каролик, не увижу ничего.

– И не думайте!.. – зарычал побратим.

– Не возражай, пожалуйста. Я хочу умереть здесь, поэтому и попросил…

– Гетманыч!!!

– Оставь… Лучше запомни мою последнюю волю: похороните меня здесь…

– Гетманыч!..

В голосе телохранителя зазвенели слезы.

– Желаю покоиться рядом с местом, где мечтал основать Рейнскую Сечь. Хотел, чтобы казаки жили здесь по-настоящему свободными людьми, поступали по совести и справедливости… как когда-то на Запорожской Сечи! Не на нынешней… а на той, на которую мы некогда приезжали – помнишь?

– К кошевому Иванцу?

– К нему. Итак, похороните меня здесь…

– Не говорите такого, гетманыч!..

– Не перебивай. Похороните на этом самом месте, при дороге. Поставьте простой казацкий крест. Без надписи. Только шапку казацкую сверху положите.

Очередной приступ боли вновь принудил его застонать.

– Может, лучше бы вам помолчать?

– Ты лучше слушай, Каролик. Слушай и на ус мотай.

– Да, гетманыч.

– Итак, если напишете мое имя и титул, то боюсь, что когда эта земля отойдет пруссакам, они осквернят могилу. А так будут лежать мои косточки спокойно, пока крест не сгниет, а могильный холмик дождиком не размоет, ветерком не развеет.