У - Эрленд Лу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неполадки в политических системах губят столько жизней, что никакие успехи науки не компенсируют потерь. А следовательно, сюда и надо бросить все силы.
Таких речей от Эгиля раньше нельзя было услышать.
— По-моему, ты никогда не увлекался политикой, — говорю я.
— Ну и что! Зато часто о ней думал. Тут на острове есть все возможности для проведения экспериментов в контролируемых условиях и в обстановке, легко поддающейся учету.
— А каковы твои политические убеждения? — спрашивает Ингве.
— Вообще-то я всегда считал себя социалистом, — говорит Эгиль. — Но больше всего меня волнует вопрос о распределении благ в международном масштабе. Я не хочу вдаваться в норвежскую политику и не участвую в выборах. В Норвегии с распределением и без того все в порядке, ты согласен? По-моему, норвежские рабочие зарабатывают вполне прилично, больше, чем ученые.
Ингве возражает, что Эгиль должен отдавать свой голос на выборах, и пока он не ходит на выборы, все его доводы останутся плоскими и малоубедительными. Можно же, в конце концов, проголосовать и пустым бюллетенем.
Эгиль считает — что в лоб, что по лбу.
Мартин на прошлых выборах опустил чистый бюллетень, и это принесло ему моральное удовлетворение. Он всем рекомендует поступать так же.
Ким считает, что опускать чистый лист, это все равно, что проголосовать за себя.
В результате короткого опроса выяснилось, что мы все считаем себя левыми. Но никто из нас никоим образом не принимает активного участия в политической жизни. Это бесполезно, и нам неохота выяснять, правильно ли наше мнение. О политике мы разговариваем редко. И построить ничего такого не построили. Мы то есть. Но сейчас у нас появился шанс. Какую политическую систему можно считать самой лучшей? Давайте испробуем их сами! Отнесемся к делу серьезно и проверим на практике все системы в виде, так сказать, ролевой игры, а тогда уж сделаем выводы. Правительства и народы уже испробовали все в действительности, но люди так и не пришли к единому мнению. Существует огромное количество вариантов насчет того, какая политическая система может считаться самой лучшей. Миру требуется, чтобы кто-то навел наконец порядок в этих понятиях. А кроме того, черт побери, мы просто обязаны обогатиться собственным опытом.
ОПС оказался чрезвычайно успешным мероприятием. Идеи и предложения сыплются как из рога изобилия. Именно об этом я и мечтал, когда мы собирались в путешествие. Заинтересованное и ревностное отношение. Это точь-в-точь похоже на мои ожидания.
Наконец-то что-то стронулось с места!
Разговор ведется о том, почему мы так безразличны к политической жизни. Ведь мы не холодны и не равнодушны. Отнюдь нет! Большинство из нас — парни горячие и любвеобильные. Да вот уж больно легко видеть насквозь тех, кто нами правит. Ими движет либо глупость, либо какие-то замещающие мотивы. Нигде не чувствуется божьей искры, и всегда выходит что-то не так. Кроме того, у многих из нас родители, в нашем детстве, были политически ангажированными людьми. Тогда это было распространенным явлением. Все только и говорили о политике. Некоторых из нас еще в колясочке возили на первомайские демонстрации. Вероятно, это оказало обратное действие. В четырнадцать лет я посещал политкружок социалистической молодежи, но продержался там еще меньше, чем в бойскаутах. Мы сидели за столами и вычерчивали какую-то пирамиду, бог знает, как она там называется, где в самом низу пролетарии, а буржуазия и духовенство на вершине, и вокруг красуются средства производства. И у меня была возлюбленная из семьи еще более радикальной, чем мои родители. Она посещала подпольные собрания, где у всех детей были подпольные клички. Понятно, что долго такое невозможно выдержать. Надоедает до предела. В особенности если ты живешь в такой стране, где в общем-то все неплохо, а различия между людьми, в сущности, не так уж и велики. Да еще учтем, что в наше время некоторые идеологии сильно поистрепались. На нашей памяти, например, было несколько крупных войн, а в социалистических проектах Советского Союза, Китая и кое-каких других стран обнаружились существенные изъяны.
К тому времени, когда мы родились, создавалось такое впечатление, что мир уже окончательно устроен. Он нам не принадлежит. Не мы его строили. Единственное, что осталось на нашу долю, — поддерживать мир в порядке и, когда надо, ремонтировать. Мы родились в условиях объекта, не требующего ничего, кроме косметического ремонта. Много ли тут увлекательного? Наши действия ничего не убавят и не прибавят. Давно всем известно, как человек относится к вещам, которые ему легко достались, и к тем, о которых он мечтал, долго копил деньги и лишь потом смог их купить.
Подростками мы слушали не столько музыку, утверждавшую, что мы — сила, способная что-то изменить (The times they are a'changing),[48]сколько твердившую, что все на свете не имеет смысла, кругом все плохо, общество катится в тартарары, а единственное, что нам остается, — это пребывать бессильными зрителями происходящего (I was looking for а job and then I found a job, and heaven knows I'm miserable now).[49]Мы слушали «Bauhaus» («Bela Lugosi's Dead») и «Joy Division» («Love will tear us apart»), и «The Cure», и «The Smiths», и «New Order» — группы, в которых музыканты пели о безнадежности, усталости, депрессии и страданиях при такой вялости, когда даже не хватает энергии покончить с собой. Лидер «Joy Division» однажды собрался с силами, сделал это, и тогда друзья-музыканты стали приходить к нему на кладбище в годовщину его смерти. Это было время упаднических настроений. Музыка отражала упаднические настроения общества и находила отклик у тех из нас, кому тоже жилось не слишком легко. Похоже, тогда многим вообще было не до веселья. Может, молодежь всегда такова, не знаю, но в наше время довольно часто родители расходились. Наверное, на то были свои причины, но и последствия не заставили себя ждать. Теперь стало нормой, что любовные союзы заключаются не на всю жизнь, и человеческое существование отныне скорее печально, нежели прекрасно. Да, может быть, так оно и есть. Недаром люди все чаще задумываются о том, какая грустная штука жизнь. Такие проблемы нельзя решить, просто сойдя с поезда.
Подобные ощущения бытуют до сих пор. Человек становится интровертным и начинает заигрывать с буддизмом и сатанизмом, и чем там еще? Ким добавляет, между прочим, что есть такой калифорнийский буддизм, разрешающий пить и трахаться, и курить, и вообще, все, что хочешь, при условии, что делаешь это в просветленном состоянии.
— Ну а как насчет электронных игр? — спрашивает Мартин. — Можно заниматься электронными играми?
— Уверен, что можно, — отвечает Ким.
Олигархия.