Разведчик, штрафник, смертник. Солдат Великой Отечественной - Александр Филичкин

Всю местность вокруг залило нестерпимо яркое белое сияние. Привыкшие к темноте глаза сильно резануло вспышкой света, и Григорий на миг ослеп. Последовала новая команда японского командира, и с вершины холма дружно ударили из всего, что только может стрелять. Следом полетели ручные гранаты и раздались частые глухие взрывы.

Вокруг головы Григория визгливыми шмелями засвистели многочисленные пули и осколки. Соседи справа и слева так же, как и он, неудержимо мчались вперед. Их темные фигуры то появлялись, то исчезали в облаках пыли, плотным пологом висевших в сыром воздухе. То один, то другой из них падал на землю и уже не вставал. Никаких других дум, кроме мысли о том, что нужно как можно быстрее бежать наверх, у парня не было. Еще в голове упрямо бились слова: «Как во время прорыва…»

Все остальное его внимание оказалось занято лишь одним очень важным действием. Он следил только за тем, куда поставить ноги, чтобы не оступиться на острых камнях, не подвернуть ступню и не упасть. К тому же боец сразу потерял всякое представление о времени. Ему казалось, что он уже много часов лезет по этому проклятому и невероятно крутому склону.

В течение этого весьма странного, с одной стороны — монотонного, а с другой — очень стремительного, движения он неожиданно потерял свою каску. Что-то громко взвизгнуло возле самого уха, и толстый кожаный ремешок оказался перерублен острым, как бритва, осколком. Горячий металл полоснул по щеке, и из глубокого пореза тотчас побежала горячая струйка крови.

В следующий миг шальная пуля сильно ударила в навершие стального шлема. Тяжелый стальной колпак съехал на затылок и слетел с головы. Упал на спину, свалился на землю и укатился вниз по склону. Времени на то, чтобы посмотреть, куда он делся, у парня не было, и он продолжил почти на четвереньках взбираться на проклятый косогор.

Наконец Григорий добрался до первой линии вражеских укреплений. Поудобнее перехватил оружие, перевалился через бруствер и спрыгнул на дно окопа. В тот же миг из-за поворота траншеи выскочил здоровенный плотный японец. Парень начал поворачиваться к нему и понял, что уже не успевает. Вдруг секунды опять как бы затормозились и потекли, словно загустевшая краска.

Ужасаясь своей неторопливости, штрафник нестерпимо долго пытался встать лицом к врагу. Меж тем к нему, словно в замедленном фильме плавными скачками летел огромный самурай. Как показалось бойцу, росту в нем было не менее чем два метра, а весу куда больше центнера. В правой руке верзила держал карабин, а в левой была зажата немецкая противопехотная граната.

Наполненная тротилом тяжелая металлическая банка прочно сидела на длинной деревянной ручке. В следующий миг она взметнулась вверх и с невероятной силой обрушилась на голову запыхавшегося бойца. От мощного удара по черепу у парня все поплыло перед глазами. Последнее, что он запомнил, было инстинктивное движение указательного пальца правой ладони.

Автомат задергался в руках и выплюнул в сторону врага короткую очередь. Несколько пуль впились в грудь противника и отбросили громилу назад. Он ударился спиной о бетонную стенку. Упал на бок и почти целиком оказался за поворотом траншеи. Граната, которую он держал в руке, взорвалась, и из-за угла выметнулся огромный клуб огня и дыма. Затем свет окончательно померк, и красноармеец провалился в черное небытие.

Когда Григорий пришел в себя, то почувствовал, будто лежит на спине и его то покачивает, как на волнах, то трясет, словно в старой телеге. Он попытался приподняться на локтях и осмотреться. Единственное, что он смог понять, было то, что его куда-то несут на носилках. Затем сильнейшая слабость охватила все его существо, и он без сил откинулся на узкое и неудобное брезентовое полотнище.

Через какое-то время он очнулся во второй раз и увидел, что уже находится в просторной палатке медсанбата. Там его внимательно осмотрели полевые врачи. Признали травму очень серьезной и срочно направили в прифронтовой госпиталь. Вместе с другими ранеными бойца погрузили в кузов старой полуторки и повезли в ближний тыл.

К тому времени, когда Григорий добрался до места, он несколько оправился от удара. Первым делом парень попросил у медсестер бумагу и химический карандаш. Ничуть не удивленные стандартной просьбой бойца, сестрички тотчас принесли писчие принадлежности. Преодолевая сильнейшие головные боли, он с трудом сел на жесткой кровати и наконец-то написал сразу несколько писем.

Это такое простое, но весьма важное для него событие произошло с ним впервые за последние три года изнурительной войны. Первым делом парень написал своей зазнобе на Украину. Следующие послания ушли к матери в деревню и к дяде, приемному отцу, в Самару.

От удара гранатой по голове на черепе Григория осталась довольно значительная вмятина. С правой стороны, прямо над ухом, у него образовалось такое обширное углубление, что все врачи сильно удивлялись тому, что боец до сих пор еще жив. Однако ничего не проходит бесследно, и у красноармейца начались жуткие головные боли. Они были так сильны, что медики не смогли ничего с ними поделать и отправили раненого в военный госпиталь, расположенный во Владивостоке.

По приезде в краевую столицу парень узнал, что его уже ждут несколько писем от родных и знакомых. Из первого послания он с огромной радостью узнал очень хорошие новости. Выяснилось, что его любовь, Мотя Савченко, с которой он познакомился в лагере под Гамбургом, в полном порядке. Особый отдел признал ее малолетней узницей немецких лагерей и благополучно этапировал на родину. Она сама написала ему это письмо из своей деревни и в конце добавила, что с нетерпением ждет Григория.

К счастью, его мать тоже была жива, вполне здорова и очень ждала возвращения сына домой. Еще она сообщила такое, что совершенно невероятным образом почему-то проскочило мимо бдительной армейской цензуры. Видимо, особисты просто не обратили никакого внимания на депеши, которые шли не на фронт, а в далекий тыловой госпиталь. Иначе бы и пожилой женщине, да и самому Григорию, очень не поздоровилось.

В этом послании мать писала, что из Самары пришли очередные ужасные известия. Соседи его крестного отца через общих знакомых передали детали того, что случилось с ее родственниками. После того, как по чьему-то доносу его тетю, Эльзу Фрицевну, объявили немецкой шпионкой, ее арестовали. Затем закрытым судом женщине присудили пятнадцать лет лагерей. Без права переписки!

Однако и после этого НКВД не отстало от их семьи. Власти конфисковали все их скромное имущество. Его дядю, Михаила Федоровича, как члена семьи «врага народа», тотчас уволили с высокой должности. Отобрали самую большую из двух комнат, в которых он жил с супругой. Оставили ему лишь маленькую пустую каморку, где раньше обретался Григорий. После расстрела жены крестный сильно запил и тихо, совершенно никого не беспокоя, в одночасье умер.

Дальше пошли новости получше. Выяснилось, что младший брат матери Петр Федорович до войны успел закончить техникум. Выучился на геолога и всю войну скитался по дикой Сибири. Там он достаточно успешно разведывал месторождения стратегических материалов, необходимых для военной промышленности. Сейчас живет в Самаре, но с ней связь почему-то не поддерживает. Наверное, боится общаться с бедными родственниками, среди которых некогда имелись и «враги народа».