Поломанные Константы - Ирина Крыховецкая

– Азазелло! Ты попрал заветы, ангел мой в дочь ариев влюблен! В ней взрастет столь чуждое ей семя. И твой сын не примется людьми. Нибелунги также не признают. Ты достоин горького паденья, я низвергну тебя нынче вниз. И в свой дом, что Небом вы зовете, ты не вступишь больше, темный ангел, ты навеки будешь там забыт!!!…»

– Дальше оборвано, – Марья задумалась, – Азазелло, я помню, что такой упоминался в «Книге Еноха». Он соблазнитель и убийца. Один из предводителей серых ангелов – Сторожей. Помнишь, ангелы влюблялись в земных дочерей и у них рождались дети – титаны-нефелины. Ну, Наташ, битва Бога с титанами, в разных религиях – разные версии, суть одно.

– Да, помню, – согласилась Наташа, – как это: соблазнитель и убийца? Так бывает?

– Ну, он развращал людей тем, что учил их делать мечи, щиты, броню, всякую утварь вроде зеркал, браслетов и разных украшений; научил расписывать и украшать все это, носить драгоценные камни и украшения.

– Это грех? – удивилась Наталья. – Тогда он все-таки всех развратил, Маш!

– Да это не я, это у Еноха такое представление о грехе. Он когда жил и думал?

– Ну, тогда не понимаю я его!

– От нефелинов в дочерях человеческих осталась магическая красота и само искусство ворожбы, понимаешь. Там знахарство, ведовство и прочее, уму непостижимое.

– И медицина? – Наташа улыбалась.

– Наташ, что ты от меня хочешь? – возмутилась Марья. – Енох был древний муж, чье мировоззрение сильно отличалось от нашего. Я только не понимаю, при чем тут русский север и Снегурочка? И почему вдруг на Сторожей ополчились люди?

– А не должны были? – Наташа тревожно смотрела в зеленые глаза Марьи.

– Нет, вроде как…

В этот момент самолет «ухнул» в воздушную яму, попал в зону турбулентности, из динамика раздался ровный голос стюардессы, призывающий к спокойствию.

– Все, – Наташа откинулась в кресле, – дома дочитаем, а то не долетим. Видишь, Она свирепствует.

– Как больно, ой! – Анечка потерла прищемленные автоматической дверью маршрутки пальцы и тут же подумала, что боль в душе стократ сильнее. Боль в руке сразу стала незаметнее, уступила место боли душевной, большой, всепоглощающей, рожденной неосторожными словами, давно вылетевшими, но сразу убившими что-то светлое и легкое в душе, дарующее покой и радость. Слова, породившие громаду невыносимых страданий, снежную лавину чувств, замешенных на обиде и непонимании…

Ах, если бы их произнес кто-то другой!

Они познакомились давно, Анечка училась на геологическом, а Славик в летном училище. Все произошло легко и почти просто. Схожие интересы, две сильные натуры. Красота и ум Анечки, целеустремленность и сила Славика слились воедино, не давая обоим шанса разорвать такой союз. Даже сложные походы Анечки с геопартиями и дальние перелеты Славика не разъединили их ни в мыслях, ни в желании быть вместе.

Жизнь текла, пусть тяжелая, в разлуках, но освещенная встречами и тихими дурманящими вечерами, когда можно было просто сидеть рядом, держась за руки, и молчать, черпая в единении и смысл, и радость всего земного бытия. Вскоре судьба сделала им неожиданный подарок.

– Ох, Господи! – то ли с удивлением, то ли с сочувствием говорили друзья и знакомые, но Славу и Аню как будто не коснулись эти слова. Они считали себя счастливцами, словно Господь дал им выигрышный лотерейный билет. Розовощекая тройня пацанят, беззаботно угукающая в широкой коляске, придала маленькой семье новый статус и новые, еще большие силы жить и продвигаться вперед. Анечка оставила георазведку и стала преподавать в институте, а далекие перелеты Славика сменились на более короткие, но опасные – арктические.

– Ничего, солнышко, – успокаивал Слава жену, – я человек осторожный, куда не надо не полезу, а платят лучше, и дома больше! Семья – это когда семь на «я» умножаешь, а не наоборот. Сначала вы, а потом я. Все прекрасно в этом лучшем из миров!

И годы текли, согласно закону, произнесенному Славой «семья – это когда семь на «я» умножаешь, а не наоборот». Мальчишки росли, Анина красота становилась ярче, словно бриллиант, который гранит время, а на лице Славы появились морщины от яркого света заполярных пейзажей.

Так и текла бы река жизни, если бы однажды Слава не совершил «аварийную посадку». Самолет, перевозящий топливо на далекий берег Баренцева моря, взорвался в воздухе.

Есть Бог на свете, только и подумала Аня, когда узнала, что каким-то чудом Слава остался жив… Не задумываясь ни на минуту, собрав волю в кулак, она определила детей на попеченье друг друга, не беспокоясь за самостоятельных и сильных мальчишек, и устремилась на холодный север…

Слава приходил в себя тяжело и долго. Мутное сознание подсовывало страшные картины взрыва, мечущегося злого пламени, последнего крика штурмана: «Мы падаем, командир! Падаем!..», какой-то жуткий гул, свист и тревожное лицо Анны, которое Слава четко увидел, проваливаясь в бессознательное…

Потом он открыл глаза, разбуженный запахом диких ландышей, свет стал ярче, ярче, пока совсем не стал ослепительно-белым очерченным квадратом. «Потолок, это потолок, – решил Слава. – Я жив, Аня…»

– Проснулся, касатик? – над Славой склонилась женщина чуть старше Анечки, черноглазая, маленькая, в белом халате. – Ох и долго же ты приходил-то в себя, долго…

– Где я?.. – прошептал сухими губами Слава.

– В больнице, милый, – отозвалась женщина, поднося Славе кружку-непроливайку. Густой, насыщенный терпким привкусом отвар согрел горло, разлился теплом по телу, – пей-пей, касатик, в этом сила твоя.

– Аня… – позвал Слава, чувствуя, как мутнеет сознание, и как сквозь пелену пробрался вкрадчивый голос:

– Кого ты зовешь, касатик ясный, Охотник мой Полярный?

– Аню… – эхом отозвался Слава, – жену свою, Аннушку, далеко она.

– А что ж далеко, Охотник, – голос обволакивал, закрадывался в душу, – разве далеко будет жена, когда мужу плохо?

– Дети… – отозвался Слава.

– А что дети? – вторил голос, – плохая жена. Не любит тебя, если ты ради нее и детей в беду попал, а ее рядом нет, другая жена тебе нужна, другая, касатик… Не жена тебе Анна больше, не жена.

– Ты кто? – Слава сопротивлялся дурману.

– Судьба твоя, Полярный Охотник, Марфа я, судьба…

Славу Анна нашла в маленькой больнице затерянного в таежной глуши городка, обожженного, похудевшего, постаревшего и страдающего. Перевозка в центральную клинику отменялась – состояние здоровья Славы не позволяло. И тогда Аня осталась рядом с мужем. Дежуря день и ночь у его кровати, немыслимыми способами, где мольбами, а где хитростью заманивая маститых врачей в таежную глушь, она не собиралась сдаваться без боя. Летчики-полярники удивлялись стойкости маленькой женщины и, подбадривая ее, кто шуткой, кто апельсинами с большой земли, успокаивали, что командир встанет на ноги с такой женой. Со Славой Аня поступала более жестко, словно не трогала ее его беспомощность, словно, как обычно, силен и здоров был Ярослав.