Разбитые звезды - Меган Спунер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ч… что?
– Тело.
Очевидно, что он его похоронил – меня. Мне должно быть дурно от этих мыслей, они должны меня пугать. Но почему же я так безучастна?
– Лилиан, – шепчет он. – Нет… Нет. Зачем?
– Ты должен меня туда отвести. – Руки сжимаются в кулаки, и я упираю их в бедра. – Что, если тело там? А вдруг – нет?
Тарвер побледнел: таким он был, когда болел, и я не думала, что увижу это вновь. У меня разрывается сердце, но я не отступаюсь.
– Откуда взялось это платье? – наседаю я. – Мы с тобой знаем, что я оставила его в прачечной на «Икаре». Тарвер, мне нужно убедиться.
– А мне нет, – вдруг разозлившись, возражает он. Он склоняется ко мне, пытаясь поймать мой взгляд. – Лилиан, ты вернулась ко мне. Мне больше ничего не нужно. Я не хочу задавать вопросов.
Посмотришь на нас – и не поймешь, кто воскрес из мертвых. В некотором смысле он и правда воскрес. Он смотрит на меня так, как умирающий от жажды в пустыне смотрит на воду. Как я могу лишить его веры? Я заставляю себя кивнуть, и он успокаивается.
Теперь он в меня верит.
Но беда в том, что я – нет. Я не уверена.
– Я постелил нам в одной из комнат, – говорит Тарвер, уходя в коридор. Когда мы доходим до спален, я вижу, что это означает: он сдвинул две двухэтажные койки, и внизу получилась одна большая кровать, а сверху – крыша.
– Нам… – эхом отзываюсь я, останавливаясь в дверном проеме.
Тарвер заходит в комнату и оборачивается.
– Лилиан?..
Я сглатываю и качаю головой.
– Пожалуйста. Нет. Я переночую в пункте управления.
Тарвер поворачивается. Он хочет взять мои руки в свои. Я сдерживаюсь и не отдергиваю их, но он все равно чувствует в них дрожь и отпускает.
– Почему? – тихо спрашивает он. На его лице отражаются горе, боль, изнеможение.
Почему, почему я не могу согласиться? Я дрожу. Должно быть, я кажусь ему очень равнодушной. А ведь он думает, что я – его Лилиан. Как это возможно? Он не знает, что я помню. Не знает, как мне тяжело жить в собственном теле, говорить через силу, ходить, есть. Не знает, что я чувствую себя узницей: все вижу и слышу, но не могу делать то, что сделала бы прежняя Лилиан.
– Я не могу. Я говорила… Твои прикосновения обжигают кожу. Не могу, еще рано.
Он сжимает губы. Ему больно. Я разрываюсь от желания подойти к нему… Но так больше нельзя.
– Я тебе солгала, – шепчу я, опираясь о дверной косяк. Физическая боль меня отвлечет. – Я тебе сказала, что ничего не помню о том, как была… как меня не было.
Я слышу его вдох.
– Что… как?..
– Я все помню. – Холод пробирает меня до костей и сковывает легкие. Голос обрывается.
– В смысле… когда это случилось?
Ему не стоит знать. Милосерднее, если он и дальше будет думать, что я просто пробудилась от долгого сна и осталась собой. Быть может, прежняя Лилиан оградила бы его от этого.
– Нет, после. – Я закрываю глаза. На мгновение становится так тихо, что мне кажется, будто я снова умерла и вернулась в тишину. – Темно, холодно – этим не описать то, что было. Холодно – когда ты не можешь согреться. Темно – когда нет света. А там… там будто вообще не существует света и тепла.
Шорох его ботинка по бетонному полу. Он сдерживает себя, чтобы не подойти ко мне.
Сковывающий грудь лед трескается, будто что-то пытается выбраться наружу.
– Я помню, как была мертвой, Тарвер. – Я сглатываю, и у меня вырывается всхлип. – Как снова жить, когда знаешь, что тебя ждет в конце?
– По вашему тону не скажешь, что вы мне верите.
– В наших правилах относиться к подобным случаям со здоровой долей скептицизма.
– И много у вас случаев, когда кто-то из переживших сильнейшее потрясение что-то выдумывает?
– Нет, у нас мало случаев, подобных вашему.
– Зачем же мне лгать?
– А вот это очень интересный вопрос, майор.
Когда я просыпаюсь, сквозь ставни пробивается свет. Я медленно переворачиваюсь, чтобы посмотреть, сколько времени на часах с подсветкой, встроенных в стену. По ним я узнал, что здесь, на планете, в сутках двадцать шесть часов.
Я не сказал об этом Лилиан. Она и так говорила, что день здесь тянется вечно, и это будет подтверждением.
Последнее воспоминание – мысль, что никогда не засну на этой проклятой койке. Матрац на ней тонкий и жесткий, а еще мне не давало покоя неуютное чувство, что я слишком высоко над землей в незнакомом месте: я раздвинул скрипучие койки и занял верхнюю, а Лилиан – нижнюю.
По часам вижу, что уже не очень рано, и, скинув одеяло, я перегибаюсь через край, чтобы посмотреть, спит ли еще внизу Лилиан.
Ее нет.
Меня пробирает ледяная дрожь, начисто заглушая здравый голос рассудка. Я неуклюже спускаюсь на пол и, ударившись плечом о дверь, мчусь в пункт управления. Ни намека, что Лилиан здесь была.
В голове вспыхивает картинка: очертания цветка в моем дневнике – цветка, воссозданного ими, сказала она, цветка, превратившегося в пыль.
Почему я ее не послушал?
Нет, пожалуйста…
Едва не споткнувшись, я вылезаю через разрушенный проход и быстро, спотыкаясь на ходу, иду к поляне. Она не может исчезнуть. Они так не поступят. Они не могут так поступить.
Я в нескольких шагах от поляны, как вдруг Лилиан выходит из леса, отряхивая платье. Она отказывается надеть другую одежду. Я резко останавливаюсь, и несколько долгих секунд мы смотрим друг на друга. У меня вздымается грудь, и я пытаюсь унять страх.
– Тарвер?..
– Я думал… Я проснулся, а тебя…
Она слегка приоткрывает губы, догадавшись, о чем я говорю. Я стою на месте как вкопанный, она подходит ближе и останавливается совсем рядом. Когда я колеблюсь, она протягивает свою руку и касается моей руки, поглаживая ее кончиками пальцев. Я так давно не чувствовал ее прикосновений, что тело будто охватывает жар.
– Прости, – шепчет она. – Я здесь. Ходила гулять. В следующий раз оставлю записку или еще что. Мне очень жаль.
Я хочу взять ее за руку, переплести наши пальцы, притянуть ее ближе и обнять, прижать к груди и стоять так, пока солнце не сядет и снова не стемнеет.
Но я лишь киваю. Снова киваю. Я чувствую, что босые ноги покалывает от холодной росы и от того, что бежал по осколкам. Меня знобит, потому что я не надел рубашку.
Она смотрит на меня некоторое время, а потом идет к станции.
Когда я просыпаюсь следующим утром, ее нет. И на следующее после него тоже.