Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона - Дэвид Ротенберг

Не имея пищи и крова над головой, китайцы умирали тысячами, но европейцы, под властью которых находился Гонконг, и пальцем не пошевелили, чтобы хоть чем-то помочь несчастным.

Кое-что сдвинулось с места только после того, как Май Бао пришла к мужу и рассказала о произошедшей катастрофе.

— Они стреляли в них, как в змей. Тысячи погибли во время шторма, десятки тысяч — от голода, тщетно ожидая помощи от фань куэй. Наш народ в своей собственной стране безуспешно выпрашивает то, что принадлежит ему.

Никогда раньше она не разговаривала с мужем столь вызывающе, но Сайлас не расстроился и не рассердился. Вызвав Макмиллана, своего главного помощника, он распорядился:

— Я хочу, чтобы завтра, в это же время, здесь, в саду, собрались главы всех основных торговых домов, имеющих филиалы в Гонконге. Всех без исключения.

Сайлас Хордун прекрасно знал, что единственным крупным торговым домом, не имеющим отделения в Гонконге, была его собственная компания. Он также понимал, что поведение гонконгских фань куэй во время и после тайфуна может поставить под угрозу фань куэй во всей Поднебесной. Сайлас не сомневался: ненависть китайцев по отношению к «иноземным чертям» не исчезла, а всего лишь дремлет. Он посмотрел на красивую жену-китаянку и кивнул ей.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы уладить эту ситуацию, Май Бао.

— Спасибо, супруг мой.

— Не стоит меня благодарить. Пожар в пристройке, если его не погасить, легко может спалить все здание.

Она втихомолку улыбнулась. Шанхайский диалект ее мужа был безупречен, но древнюю идиому он применил не совсем корректно. Он решил щегольнуть познаниями в даосской философии, но на самом деле это выражение звучало несколько иначе: «Из-за гнили в фундаменте, если ее не уничтожить, может рухнуть весь дом». Пожар обычно ассоциируют с действиями природных сил или человека. Но поскольку все сущее, даже камни, со временем подвержено распаду, понятие гнили несет в себе более глубокий, даже философский смысл, предполагая пренебрежительное отношение к неизбежному, глупость и гордыню.

Большинство торговцев никогда не бывали внутри стен, окружавших сад. Хотя каждый из этих мужчин привык к роскоши и внешним атрибутам несказанного богатства, все они были откровенно поражены великолепием десяти домов, двух школ, сказочных некогда конюшен, буддистского храма, простой еврейской синагоги, а также разнообразных хозяйственных построек, составлявших знаменитый, окруженный высокими стенами мир Сайласа. На них также произвели глубокое впечатление внешний вид и воспитанность двадцати бывших беспризорников, которые по мере приезда гостей почтительно приветствовали каждого из них по имени. Вопреки желанию Сайласа, Май Бао отказалась появиться перед торговцами.

— Мы хотим заручиться поддержкой этих людей, чтобы помочь китайцам Гонконга, — пояснила она, — Зачем же лишний раз раздражать их, демонстрируя, что ты женат на китаянке?

Сайлас думал иначе, но, как во многих случаях, когда в его саду принимались важные решения, он и теперь капитулировал перед практической сметкой жены-умницы и ее знанием мира, лежащего за оградой сада.

Встреча началась в точности так же, как и любая другая, когда собирались могущественные капитаны бизнеса в Поднебесной, — с лучшего чая улун и великолепно приготовленных различного вида пельменей. Торговцы ели, некоторые налегали на содержимое забитого до отказа бара, большинство курили сигары. Сайлас ненавидел сигары, но заставлял себя улыбаться, разгоняя густые клубы сизого дыма.

Наконец он указал на большой овальный стол, и мужчины чинно расселись. После этого он знаком велел прислуге удалиться. Предмет встречи был весьма деликатен, поэтому в нашпигованном соглядатаями Шанхае приходилось соблюдать особые меры безопасности.

Сайлас сделал последний глоток чая, накрыл чашку крышечкой и отодвинул ее в сторону. Стоявшие на столе лампы под зелеными абажурами создавали в комнате немного похоронную атмосферу. Кратко повторив благодарность за то, что гости согласились почтить его своим присутствием, Сайлас, сверля взглядом заправил компаний «Джардин и Мэтисон», «Дент» и «Олифант», взял быка за рога.

— Я считаю, — заговорил он, — что руководители и сотрудники ваших филиалов в Гонконге совершили серьезную ошибку.

— Что же это за ошибка? — простодушно спросил Захария Олифант, новый руководитель Дома Сиона.

Сайлас подумал, что любой из этих господ уже знает и о тайфуне в Гонконге, и о его последствиях, а затем, к собственному удивлению, грохнул кулаком по столу и рявкнул:

— Глупость! Опасная глупость!

— Вам легко говорить, мистер Хордун, у вас нет деловых интересов на этом маленьком скалистом острове, — заявил Уильям Дент.

Прежде чем Сайлас успел ответить, что не в том дело, в разговор снова встрял Захария Олифант:

— Иногда Всемогущий желает преподать этим язычникам урок. Почитайте Библию, мистер Хордун. Кара Господня часто приходит с моря.

«Ну конечно, — вздохнул про себя Сайлас, — Олифант, как всегда, будет разыгрывать религиозную карту».

Он с трудом заставил себя не высказать этому человеку все, что думает о его лицемерном заявлении, и обратился к Хейворду Мэтисону, главе «Джардин и Мэтисон», старинной шотландской торговой фирмы, которую в Китай впервые привел Геркулес Маккалум.

— Вы разделяете мнение господина Олифанта, сэр? Мнение Олифанта Хейворд Мэтисон не разделял, но, как ни крути, Сайлас Хордун был для него не союзником, а конкурентом, поэтому, не выслушав все точки зрения, он не хотел принимать чью-то сторону. Его фирма имела в Гонконге крупные отделения, чей торговый оборот мог поспорить с оборотом шанхайских, но, в отличие от Шанхая, где сотрудники обосновались всерьез и надолго, привезя сюда свои семьи, в Гонконге служащие трудились вахтовым методом, приезжая на три года, а затем сменяясь. Главный представитель фирмы был, пожалуй, единственным сотрудником, называвшим скалистый остров своим домом.

— В этой ситуации много неясного, мистер Хордун, — сказал Хейворд Мэтисон, сделав глоток великолепного шерри из запасов Сайласа. — Сначала необходимо распутать все узлы, обдумать, обсудить…

Эта реплика вовлекла в дискуссию и других торговцев. Сайлас не произнес больше ни слова до тех пор, пока не подали ужин.

— Джентльмены, — сказал он, когда по бокалам разлили портвейн. — Не хочу никого обидеть, но я думаю, что последние два часа стали потерянным временем для всех нас. Ситуация чрезвычайно проста. Она такая же, как та, с которой столкнулся мой отец, приехав сюда в тысяча восемьсот сорок втором году. Мы чужеземцы в чужой стране. Нас мало, их много. Если мы не сумеем приспособиться к людям Поднебесной, они не позволят нам жить среди них.

— Я и не хочу жить среди них, — перебил Сайласа новый торговец, приехавший из Бостона. — Я хочу с ними торговать.

— Чудесно, сэр, — произнес Сайлас, поднимая брошенную ему перчатку. — Но они могут не позволить вам даже этого.