Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона - Дэвид Ротенберг

После того как закончилась череда казней, власти предприняли короткое, но решительное наступление. Некоторые издания, заслужившие репутацию подрывных, были закрыты. При этом ни одно из изданий, принадлежавших Чарльзу Суну, не пострадало. Была ограничена свобода собраний, а главным лозунгом стал призыв к установлению «закона и порядка». Ряды полиции выросли на тысячу офицеров, нанятых взамен тех четырех сотен, которые были изгнаны по подозрению в симпатиях к бунтовщикам.

Стены собора Святого Игнатия добела отчистили от копоти, и существовали даже планы обновления внутреннего убранства. Для собора были закуплены новые витражные стекла, а высокий алтарь, на котором погиб отец Пьер, окружили бархатным канатом, и он превратился в святыню мученика.

Торговцы Хонг установили дружеские отношения со своими сюзеренами из числа фань куэй и вновь стали вести с ними бизнес. Маньчжурские легионы отправились в казармы, расположенные выше по реке, или вернулись в Пекин.

А Бивень все так же находился в лавке-сундуке, стоявшей в гостиной заведения Цзян в Старом городе, на улице Фан Бан Лу, расположенной в южной части Французской концессии.

В добавление к трем дочерям Инь Бао произвела на свет двоих сыновей, чем чрезвычайно порадовала Чарльза. Днем он продолжал издавать газеты, а вечерами встречаться с доктором Сунь Ятсеном и генералиссимусом Чан Кайши.

Бандит Ту опять выплыл на поверхность, и теперь его часто видели обедающим в ресторане «Старый Шанхай» в компании нескольких молодых куртизанок и его неизменного телохранителя Лоа Вэй Фэня. Он был постоянно настороже, опасаясь убийц, поскольку вдовствующую императрицу ни в коем случае не могло удовлетворить объяснение, состоявшее в том, что «Бивень, верно, перенесли из потайного места в Муравейнике раньше, чем мы до него добрались». Ту по-прежнему предлагал большое вознаграждение любому, кто приведет его к священной реликвии, но желающих получить награду не находилось. Поразмыслив над своим положением, он пришел к выводу, что удар по фань куэй можно нанести и без помощи Пекина, поэтому он стал обхаживать генералиссимуса Чан Кайши.

Как и у любого человека в Китае, прошлое генералиссимуса было погружено во мрак. Его семья традиционно была связана с триадами, и он рос ребенком, родившимся в рубашке. В двадцать первый день рождения он поступил в военное училище на краткосрочные курсы подготовки офицеров и вскоре после этого стал незаменим для Сунь Ятсена, поскольку был единственным из заговорщиков квалифицированным военным.

Первая встреча с Чан Кайши, прошедшая в офисе Ту, оказалась не особенно удачной.

Ту был уверен, что только маленькие мужчины нуждаются в длинных титулах. Поэтому, когда этот крошечный генералиссимус вошел, Ту вспомнился повар, который, желая доставить ему удовольствие, нафаршировал выдержанный в особых специях баклажан креветочными клецками, затем обернул его обработанной утиной грудкой, после чего засунул все это в куриное филе. Нечего и говорить, что это произведение кулинарного искусства было слегка панировано, зажарено и полито тонким слоем коричневого тамариндового[17] соуса. На беду повара, внутри шедевра остался маленький кусочек дужки, грудной куриной кости, которой Ту немедленно подавился. Повара бросили в колодец, но не смерть незадачливого кулинара была на уме у бандита, когда он глядел на миниатюрного, поджарого, почти лысого человечка, сидевшего по другую сторону стола. Он думал об одной вещи, в которой кроется вторая, в той — третья и так далее. Это очень напоминало сам Шанхай. Шпионы одной группировки внедрялись в другую, потом лидеры одной фракции проникали во вторую и заключали альянсы, о которых не знали их предполагаемые союзники. Одна вещь, фаршированная другой, и третья, начиненная всем этим. В подобных условиях всегда существовала вероятность совершить серьезную ошибку, эдакая кость, которой запросто можно подавиться.

Чан Кайши продолжал говорить. Было очевидно, что ему невероятно нравится слушать самого себя. Ту знал, что этот ферт через свою семью накрепко связан с могущественными триадами с юга и что теперь он являлся правой рукой доктора Сунь Ятсена. Но более всего Ту заинтересовался информацией, которую узнал от своих шпионов. А именно то, что Чарльз Сун на пушечный выстрел не допускал этого человека к деньгам, которые направлял на их «общее дело». Интересно. Очень интересно.

Помимо всего прочего, бандиту, который вел дела с Миром Цветов, было известно о непомерных сексуальных аппетитах Чан Кайши, а также о его склонности причинять боль женщинам, что оказывались в его постели. Жестокость по отношению к женщинам претила Ту, поскольку он рассматривал ее как проявление трусости, и на мгновение он испытал желание достать кинжал, лежавший в ящике стола, и метнуть его в сердце маленького человечка. Или, может быть, в глаз.

Однако Ту также знал, что трусы могут быть полезны. Иногда даже более полезны, чем храбрецы. Храбрец просто сражается, а трус плетет заговоры.

«Что за паутину плетешь ты сейчас?» — думал он, когда генералиссимус заканчивал очередное сложное словесное построение.

Ту встал. Чан Кайши умолк, не закончив фразы, и на его лице с резкими чертами появилось злое выражение.

— Я не дал вам договорить что-то важное или просто помешал вашей самодовольной брехне? — спросил бандит Ту.

Чан вскочил со стула.

— Предлагаю вам сесть, господин Чан, если вы хотите иметь возможность еще когда-либо сидеть. — Кайши медленно опустился на стул. — То-то же. Вот так и должны вести себя послушные мальчики.

Лицо генералиссимуса приобрело багровый оттенок.

— Нет! — закричал на него Ту. — Нечего злиться, когда я говорю вам, что делать! Нечего вставать на дыбы и смотреть волком, иначе вашей жизни быстро придет конец. Очень быстро. Вы поняли меня? — Чан Кайши медленно кивнул. — Хорошо. Тогда попробуем еще раз. Согласны? — Еще один кивок. — Вот и славно. Хороший мальчик. — Ту подошел к генералиссимусу и сначала несколько раз похлопал его ладонью по щеке, причем последний шлепок оказался довольно сильным. — Послушный мальчик.

На щеке Чан Кайши сначала проступило, а потом исчезло красное пятно.

«Отличное начало, — подумал Ту. — Собаку заставили повиноваться». Но он знал, что это бешеная собака, а бешеных псов никогда нельзя заставить повиноваться до конца. Они проявляют послушание лишь в тех редких случаях, когда не видят иного пути добиться цели.

— Итак, для чего вы здесь? — спросил Ту.

— Вы сами пригласили меня.

— Уточню вопрос. Я пригласил вас прийти, и вы согласились. Почему?

Пытаясь придать своей тщедушной фигуре больше значимости, Чан Кайши выпрямился на стуле.

— Я думаю, мы во многом можем помочь друг другу.

— Вот как? — невинным тоном осведомился Ту.