Корниловец - Валерий Большаков

— Здравствуйте, друзья мои!

— Здравия желаем… ваше… превосходительство! — нестройно ответили солдаты, подзабывшие устав.

— Я слышал, что некоторые из вас, — продолжал Сергей Леонидович, — не веря в успех Белого дела, готовы покинуть ряды. Если кто-нибудь желает уйти к мирной жизни, пусть скажет заранее. Удерживать не стану: вольному — воля, спасённому — рай и… к чёрту!

Разобравшись с командирами полков, батальонов и рот, Марков одних услал прочёсывать город в поисках «красных», а других повёл за собой к цитадели, где виднелись обломанные зубцы крепостных стен и башен, а далее, за бурыми холмами, поднималась свинцового цвета гора с развалинами на вершине.

Авинов вёл текинцев широкой, изъезженной телегами, повозками и моторами улицей, что вела от порта через нижний город. И слева, и справа слепо блестели окна, за пыльными витринами прятались харчевни и кофейни, цирюльни и духаны.

Узнать среди домов те, что принадлежали армянам, было несложно — они все стояли заколоченные, с перебитыми окнами, через которые виднелась поломанная мебель, битые зеркала, изорванная одежда.

За большим неогороженным кладбищем начался подъём — по узкой кривой улочке, мостовая которой углублялась к серёдке, где по канавке стекала чёрная вонючая жижа. Первые этажи домов по всей улице были сложены из каменных плит, вторые же, деревянные, выдавались над первыми, почти смыкаясь над головой. Кое-где висели свежемалёванные вывески на русском: «Мелочная торговля. Демис Попандопуло», «Вино, водка, коньяк. Амбарцумов Енок», «Столовая „Европа“. Л. Теофилато».

Неожиданно и страшно монотонное восхождение пресеклось — из проулка разнеслись крики, и Кирилл застыл, оцепенело наблюдая, как на него, на его отряд катится пушка-трёхдюймовка. Секунду спустя он распознал, что орудие двигалось не само, что его спускали артиллеристы, матерившиеся и кряхтевшие за щитом.

— Держи! — раздался полузадохшийся крик.

— Подставляй!

— Заряжай!

— Уже!

«Сейчас они скомандуют: „Пли!“ — пронеслось у Кирилла в мозгу, — и меня не станет…» После штабс-капитан со стыдом вспоминал эти секунды томительного столбняка, когда рассудок утратил на мгновение власть над ослабевшим телом, но тогда он просто стоял и смотрел, как плавно опускается ствол, как чернеет зияние дула.

Саид сообразил первым — одну за другой он метнул две гранаты, облапил и повалил «сердара». Два взрыва раздались почти одновременно, сливая грохот воедино, — осколки посекли близко сходившиеся стены, кровь забрызгала их, стекая струйками, впитываясь в пористый камень.

— Ай-ай-ай, — укоризненно поцокал языком Батыр, — шуть-шуть Аллаха не увидал, сердар!

— Спасибо тебе, Саид! — выдохнул Авинов, поднимаясь и отряхивая пыль. Затмение минуло, пришёл стыд, а вот Батыр уж и забыл о мелком инциденте — глядя на тонкий минарет с балкончиком для муэдзина, что выглядывал над крышами, текинец омыл руками лицо и пробормотал: «Аллаху акбар!»

Минарет, словно веха, указывал на храм Святого Евгения, небесного покровителя Трапезунда. От него было рукой подать до цитадели — неровной площади, замкнутой глубоким рвом, могучими стенами и башнями. Отсюда хорошо было видно море с застывшими на нём серыми веретенами линкоров.

Цитадель давно облюбовало русское командование — здесь располагались армейские склады, депо, мастерские, а у главной башни Святого Иоанна находились штаб — двухэтажный дом, из-под крыши которого выползал целый пучок телефонных проводов, — и комендатура.

Последнего коменданта Трапезунда солдаты прикончили, выбрав вместо него матроса-балтийца, а потом и этого шлёпнули по нечаянности. Так что должность осталась вакантной.

Генерал-губернатор Эльснер выпросил у Маркова доктора Родичева, Сергей Леонидович скрепя сердце дал согласие — и сделался «Гаврилыч» комендантом города и всего Платановского укрепрайона.[140]

А самого Маркова больше заинтересовали грузовики «Бенц», которыми была заставлена половина двора. Эти немецкие пятитонки выпускались специально для нужд фронта, вот ими и поделились с султаном.

Немногочисленный гарнизон цитадели выстроился, приветствуя новое начальство, однако генерал отмахнулся от пожеланий здравия, указав плетью на «Бенцы»:

— И сколько таких в наличии? Сколько вообще моторов в таком виде, чтобы сел и поехал?

Бледный очкастый писарь вытянулся по стойке «смирно» и доложил неожиданно мужественным голосом:

— Шесть автомобильных рот по двенадцать грузовых моторов в каждой! В составе — наши «Лесснеры» и ихние «Даймлеры». И ещё триста трофейных «Бенцов», на ходу — двести сорок.

— Отлично!

— Осмелюсь заметить, ваше превосходительство, — вставил писарь, — бензину нема — разворовали-с.

— Найдём! Где телефон?

Марков, ступая широким шагом, ворвался в штаб и связался с начальником порта.

— Бегом на причал, — приказал генерал, — и передайте с катером на флагман: пусть выгружают транспорт в бухте Кавата, это к востоку от Трапезунда, между селом Арсени-Искелесси и мысом Кавата-Бурну. Там хороший берег, как мне подсказали, самый подходящий. Подводы я пригоню. Всё ясно? Тогда живее!

Вскоре Кирилл увидел с высоты, что приказ генерала исполняется — транспорт медленно заскользил на восток, разгоняя «усы» бурунов, а за ним следом тронулся «Император Александр III».

В тот же день вереницы автомобилей, телег, повозок и арб запылили вдоль берега — в сторону бухты Кавата-Шан они шли порожняком, а обратно везли горючее, уголь, медикаменты и самих врачей, тёплое обмундирование, патроны и ещё кучу вещей, жизненно важных на любой войне.

К вечеру Марков совершенно загонял текинцев и их «сердара».

— Ничего-ничего! — утешал Авинова генерал. — В дороге отдохнём. Надо спешить к Эрзеруму — там основная завязка, главный узел. Фронт развален, но если мы закрепимся в Эрзеруме, туркам нас будет не взять! Трапезунд прикроют линкоры, Ван защитят тамошние армяне-добровольцы, а главный удар держать нам.

— Путешествие в Арзрум, — усмехнулся Кирилл, вспоминая пушкинские записки.

— Именно! — энергично кивнул Марков. — И телегами тут не отделаешься. Да и где взять тыщи подвод? А коней кормить чем? Моторы же — совсем другое дело. В общем, капитан, гуляйте пока, а с утра — в поход!

Авинов до того устал, что идти куда-то, делать что-то, даже ужинать ему не хотелось вовсе, но Саид, знавший странную тягу русского человека к помывкам, настоял-таки, чтобы «сердар» посетил турецкую баню-хаммам.

— Устал? Как рука снимает! — убеждал Кирилла текинец.