Ярослав Мудрый - Наталья Павлищева

Знать бы Ивану Творимировичу, что эта беда для Руси на долгие годы и даже столетия. До самого окончания Смутного времени Русь не узнает покоя, будут зубами рвать друг у дружки власть Рюриковичи, даже монгольское иго не вразумит. Только новая династия – Романовых – встанет прочно, да и при ней посчитают незазорным отправить на тот свет мужа или отца. Правда, уже не с мечом в руках, а канделябром, подушкой или ядом. Сама природа власти такова, что ли, что в борьбе за нее человек забывает свое человеческое?

Об этом задумался и Ярослав. На Альте он не сомневался в своей правоте – мстил за погубленных братьев, а вот сейчас все больше размышлял о другом. Обходя новгородцев, Ярослав видел обессиленных тяжелой дорогой, измученных людей, оборванных, избитых, но с горящими глазами. Они благодарили за спасение и неустанно повторяли, что ни минуточки не сомневались, что князь придет им на выручку, князь защитит.

Та самая женщина, что заслоняла собой девушку от побоев, объяснила:

– На кого же еще надеяться, как не на тебя, князь? У нас, вдов и сирот, одна защита – Господь да ты. Коли вы не поможете, так и жить как?

Она еще что-то говорила, вокруг согласно шумели счастливые освобождением люди, а Ярослав снова задумался, покусывая губу. Они верили, что он защитит, верили в его заступничество, в то, что не допустит новой беды, что поможет. После долго стоял на коленях перед образом, но молитва была странной. Ярослав даже не молил, а скорее благодарил Господа за возможность помочь этим людям. А еще просил вразумить, как сделать так, чтобы не пришлось выручать их из полона.

Пути было два – его дружина должна быть крепче всех, чтобы боялись даже помыслить напасть, или… Вот к этому «или» душа Ярослава лежала куда больше. Крепкая дружина – это хорошо, она никогда не помешает, но если это и убережет от дальних врагов вроде Болеслава, то как защититься от своих же?

К князю пришел Рёнгвальд, за ним и воевода, надо было обговорить, что делать дальше. Остановившись с полоном, за Брячиславом не погнались, теперь он успеет уйти в Полоцк, взять будет трудно. Воеводы жалели потерянного времени:

– Эх, их бы побить сразу! И Брячислава на аркане привести!

Князь вдруг вскинул голову:

– Зачем?

Рёнгвальд подивился:

– Как зачем? Ярицлейв, он враг, а побежденного врага не следует жалеть.

– Но ведь ты же отпустил Эймунда?

Норвежец вспыхнул:

– Эймунд не враг, он просто дурак, который от безделья не знает, на кого напасть! Если ты настаиваешь, я приведу его тебе на аркане тоже!

– Остынь! Мне не нужны на аркане ни Эймунд, ни Брячислав! Брячислав тоже дурак, потому как слушает других дураков. Вы мне другое скажите: как сделать так, чтобы не нападали?

– Мы сможем защититься, – почти обиделся Рёнгвальд.

– Я не о том, я хочу, чтобы совсем не нападали. Один приходит – Киев грабит, другой – Новгород разоряет. Сегодня люди мне сказали, что верят в защиту Господа и мою. Я, понимаете, я должен Божьей волей их защитить, а я не знаю как.

И все равно Иван и Рёнгвальд не понимали:

– Да ведь сказано же тебе, князь, что сильна у нас сейчас дружина! Сумеем защитить!

– Не о том я! В Киеве сидим – Новгород грабят, туда уйдем – Киев разорять станут. Как сделать так, чтобы не появлялось желание приходить?

Вот этого уже воеводы не знали, они жили дружинными делами и считали, что вопросы мира нужно решать просто – с мечом в руках. А как же иначе добывается мир, если не победой над противником? Разбей – и пока твой враг не наберется новых сил, можешь жить спокойно. Ну, почти спокойно. Все ясно и просто, и раздумья князя им казались ненужными. Ему благодарны за освобождение новгородцы, это хорошо, хотя то, что сначала попали в полон, не их вина, а скорее князя.

– Я мыслю, договариваться надо. Русь велика, в ней всем места хватит, если по правде и дедине жить.

Иван Творимирович и Рёнгвальд с облегчением вздохнули: небось, князь решил вернуться в Новгород. Тоже дело хорошее, уж куда лучше Киева. Но оказалось не то.

– Всю ночь над этим думал. Что нужно Брячиславу?

– Киев.

– Да ведь не станет он там жить. Мне тоже был нужен Киев, но душой тянет в Новгород. Так и он, его Полоцк, родился там, вырос, сердцем прикипел. Власть ему нужна, а еще доход с киевских даней.

– Так ведь часть дашь, он остальное потребует!

– Вот тогда и бить.

– Ага, ежели он уже в Киеве сидеть будет, ты его побьешь! Это не на Судомири.

– А если договориться? В Киеве сидеть по очереди, кто-то дольше, кто-то меньше, дань брать также, но чтоб в чужие города ни ногой. Я в Полоцк не пойду, но чтоб и Брячислав к Новгороду не приближался!

– На Руси не один Брячислав…

– И с Судиславом договориться можно, я его Псков не трону, коли согласится, и его самого тоже.

– А Мстислав?

Князь недоуменно уставился на воеводу:

– Да ведь он далеко? Где та Тмутаракань…

– Его отец в Киеве сидел, забыл? А он сам земель требует.

– Не требует, просит. Но и с ним договориться можно, не враг же себе Мстислав.

– Себе, может, и не враг, а вот тебе – не уверен.

– Тьфу ты! Заладил: враг, не враг! Мыслю, не только со своими сородичами сговориться должно, но и с другими правителями.

– И как? Тоже пообещав на время в Киеве сажать или часть дани отдавать? Так сразу признавай, что зависишь!

Ярослав фыркнул, как рассерженный кот, помотал головой:

– Как мыслите, Олав Шведский на меня войной пойдет?

После этих слов воеводы откровенно вытаращили на князя глаза:

– Зачем ты ему?

– Да ведь его дочь – твоя женка!

– Во-от!.. То-то и оно! Не враг мне Олав и не может быть врагом, потому как Ингигерд – моя жена!

И все равно умудренные боями и жизнью воеводы не понимали. Не может же князь набрать себе жен ото всех соседей? Даже его отец, князь Владимир, свой гарем разогнал, когда крестился.

Услышав эти рассуждения, Ярослав кивнул:

– Я – нет, у меня жена любимая есть. А вот дети мои – другое дело.

– Кто? Дети?

– Ха! Ха-ха! Ха-ха-ха! – уже откровенно смеялся Иван Творимирович. Какие дети?! Владимир кроха, только с мамкиных рук слез, Эллисив еще и вовсе в пеленках, кого он женить собирается?!

Ярослав расхохотался вместе с воеводами, но все равно мотал головой:

– Я наперед мыслю. Сыновья должны жениться на заморских принцессах, а дочери замуж выходить далеко от дома, чтобы по всему миру о Руси знали и уважали!

Рёнгвальду хотелось сказать, что женитьба Святополка на дочери польского короля только привела Болеслава в Киев заступаться за зятя. Ярослав, видно, понял его мысли, усмехнулся сам: