Хищник. В 2 томах. Том 2. Рыцарь "змеиного" клинка - Гэри Дженнингс

Хотя я еще не произнес ни одного слова, Гизо встала, выпрямилась на помосте возле своего трона и высокомерно уставилась на меня, покрепче прижав сына к себе, словно боялась, что я хочу силой увести его на войну. Именно поэтому я и удержался от того, чтобы сказать ей правду. А я-то еще наивно надеялся переубедить королеву и объяснить ей, что ругии напрасно вступили в союз со Страбоном. Да подобная женщина никогда не признается в том, что совершила ошибку, — еще меньше она будет склонна исправить ее, — даже если это пустое упрямство дорого обойдется: будет стоить жизни ее супругу-королю и всем воинам, которых он возглавил. Поэтому я только сказал елейным тоном:

— Ваше величество, я вовсе не собираюсь ничего просить. А прибыл для того, чтобы передать горячую благодарность Теодориха за то, что вы уже сделали для нас. Теодорих уверен, что войско ругиев поможет ему укрепиться в качестве Полноправного правителя всех остроготов и полностью подчинить себе их владения. Когда это произойдет, вы будете щедро вознаграждены за свою помощь — не говоря уж о том, что все родственники Теодориха будут признаны принадлежащими к правящей ветви династии Амалов.

Она слегка смягчилась, словно именно на это и рассчитывала, и даже попыталась улыбнуться, показав при этом все свои огромные зубы. Я продолжил:

— Ну а пока, в ожидании счастливого завершения войны, Теодорих желает, чтобы весь мир узнал историю августейшей династии Амалов с самых отдаленных времен и до сегодняшнего дня. Он хочет быть уверенным, что вашей семьей станут по достоинству восторгаться, ее происхождение станут уважать, а достоинства — повсюду превозносить. С этой целью он и послал меня в путешествие, приказав составить эту историю.

— Весьма достойное поручение, — кивнула Гизо, и улыбка ее стала шире, демонстрируя десны. — Мы это одобряем.

— Будет ли мне позволено испросить августейшего разрешения на то, чтобы ознакомиться с этим побережьем и его историей, ибо, как известно, именно здесь сделали остановку древние готы, когда прибыли с севера по морю на этот континент.

— Да, так говорят. Ну что ж, разумеется, мы даруем тебе наше разрешение, сайон Торн. Чем еще мы можем помочь тебе? Предоставить знающего проводника?

— Королева очень добра. Я тут подумал… если, конечно, смею молить о такой чести… Возможно, юный принц Фридо сможет быть моим проводником, я бы с удовольствием послушал рассказы августейшего наследника.

Выражение лица мальчика из угрюмого стало радостным, но затем он снова помрачнел, когда его мать пренебрежительно фыркнула:

— Vái, ребенок больше знает о ругиях, предках его отца, чем о готах.

— Тогда осмелюсь предположить, что его высочество свободно говорит на языке ругиев. А этот диалект старого языка я, увы, знаю слабо.

— Да, waíla, мой сын способный мальчик. Представь, он говорит даже на грубом языке скловен-кашубов, — тут королева Гизо заржала как лошадь, оскалив зубы, — а говорить на нем свободно не могут даже сами кашубы.

— Ну вот! Его высочество окажет мне неоценимую помощь, если согласится быть моим переводчиком, пока я здесь. — Мальчик явно чувствовал себя неловко, когда о нем говорили в третьем лице, поэтому я обратился к нему напрямую: — Ты окажешь мне такую честь, согласившись помочь, принц Фридо?

Он дождался, когда его мать недовольно кивнет, а затем ответил застенчиво, но с радостью:

— Да, сайон Торн.

Таким образом, весь следующий день юный Фридо, страшно гордясь собой, показывал мне Поморье. Вообще-то это было не бог весть как сложно, потому что город состоял преимущественно из огромного рынка и складов, куда сгружали товары, которые прибывали сюда из других мест. В самом Поморье не производят ничего, кроме янтаря, поэтому Фридо провел меня по многочисленным гранильным мастерским, чтобы показать, как из этого материала делают различные шарики, пряжки и фибулы.

Фридо оказался хорошим провожатым, потому что он был общительным парнишкой, вовсе не таким тщеславным, как его мать. Едва избавившись от ее опеки, он моментально преобразился: стал другим человеком, жизнерадостным и веселым, и оставался таким, по крайней мере пока не вспоминал о матери. Когда я спросил, не она ли запретила сыну отправиться в поход с отцом-королем, Фридо тут же помрачнел и пробормотал:

— Мама говорит, что я еще слишком маленький.

— Да уж, слепа материнская любовь, — сказал я, а затем продолжил: — Я знавал множество матерей, Фридо, но никогда не видел своей собственной, поэтому вряд ли могу судить об этом. Однако я полагаю, что война — это дело отцов и сыновей, а вовсе не матерей.

— Ты тоже думаешь, что я слишком мал, чтобы пойти на войну?

— Слишком мал, чтобы сражаться, возможно, но не наблюдать. Ты со временем вырастешь и станешь мужчиной, а каждый мужчина должен иметь боевой опыт. И нельзя упускать возможности его приобрести. Правда, тебе всего лишь девять лет. Так что тебе еще наверняка представится случай. А вот скажи мне, Фридо, что ты делаешь для того, чтобы испытать себя? Чем ты вообще занимаешься?

— Ну… Мне позволяют играть с другими детьми во дворце, только они ни в коем случае не должны забывать о моем высоком положении. Мне разрешают ездить верхом на моей лошади, одному, без посторонней помощи, но только не галопом. Мне позволяют бродить по пляжу одному и собирать морские ракушки, вот только нельзя заходить в воду. — Он заметил мой взгляд и смущенно заключил, запинаясь: — Я собрал огромную коллекцию морских раковин.

— Не сомневаюсь, — сказал я.

Какое-то время мы шли молча, затем он спросил:

— А что делал ты, сайон Торн, чтобы испытать себя, когда тебе было столько же лет, сколько сейчас мне?

— В твоем возрасте… дай-ка подумать. У меня не было лошади. Или возможности собирать на песке раковины. И бо́льшую часть времени я занимался тяжелой работой. Но возле моего дома был водопад с пещерой, и внутри я обнаружил ямы и тоннели, которые вели все глубже во тьму земли, и постепенно обследовал их все. Я залезал на деревья, даже на самые-самые высокие, а как-то раз на верхушке одного такого дерева нос к носу столкнулся с росомахой и убил ее.

Фридо не сводил с меня глаз, они сияли восхищением и завистью, и в них была видна тоска.

— Как тебе повезло, что, когда ты был мальчиком, — пробормотал он, — у тебя не было матери!

Поскольку мне надо было завоевать доверие королевы Гизо, я убедил ее, что доставлю Фридо во дворец до наступления темноты. Там она нас и ждала — снаружи, не обращая внимания на холод, под охраной нескольких стражников — и нервничала так сильно, как беспокоится кошка-мать, когда кто-то берет на руки одного из ее котят. И так же, подобно кошке, она мигом успокоилась, когда я вернул ее сына в гнездо в целости и сохранности. Поэтому Гизо согласилась уже не так неохотно, когда я спросил, не могли бы мы с Фридо прогуляться и на следующий день. Я с радостью убедился, что королева накануне сказала правду, заявив, что все молодые и сильные мужчины-ругии отправились в поход вместе с ее супругом. И точно, все ее дворцовые стражники были, подобно таможенникам, с которыми я уже встречался в порту, старыми, толстыми и неповоротливыми.