Европа между Рузвельтом и Сталиным. 1941–1945 гг. - Михаил Мягков

В докладе признавалось, что некоторые интересы России противоположны интересам Соединенных Штатов, и многие политические разногласия между ними еще не разрешены. Тем не менее, любой адекватный ответ на действия Москвы лишь усилит ее подозрения к Вашингтону. Поэтому Объединенный комитет стратегического обзора рекомендовал воздерживаться от подобного рода шагов, а в надлежащее время приложить усилия, чтобы разрешить существующие между двумя странами незначительные противоречия. Далее упоминались негативные последствия «бернского инцидента», в результате которого возникло недопонимание среди союзников. Высказывалось предположение, что оно стало не чем иным, как следствием провокации со стороны Германии, воспользовавшейся выгодным стечением обстоятельств. Для восстановления доверительных отношений с Москвой считалось крайне желательным пригласить высокопоставленных советских военных на Западный фронт, где им было бы предоставлено право наблюдать за развитием операций союзных войск и рекомендовать главе Военной миссии США в СССР (генералу Дину), что нет насущной необходимости предпринимать рекомендуемые им жесткие меры в ответ на действия советской стороны356.

Прошло всего полмесяца после того, как американские начальники штабов были ознакомлены с докладом Объединенного комитета стратегического обзора, но буквально за две недели в их оценках произошли самые серьезные изменения. 20 апреля 1945 г. упомянутый в предыдущем докладе глава Военной миссии США в Москве генерал Дин был приглашен на закрытое заседание Объединенного комитета начальников штабов. Заседание проходило на фоне смерти Рузвельта и начавшегося решающего наступления Красной армии на столицу Третьего рейха. Ранее Дин уже неоднократно писал в Вашингтон о необходимости провести ревизию отношений с Советским Союзом. 16 апреля 1945 г. он подготовил меморандум, в котором говорилось, что прежняя политика помощи СССР достигла своей цели. Но «вместе с ее успехом возникла новая и очень серьезная ситуация. Теперь мы имеем перед собой, – продолжал он, – не только Россию – победительницу Германии, но и страну, которая уверена, что ее сила дает ей право доминировать над своими союзниками…»357

Дин ценил вклад, внесенный Советским Союзом в разгром нацизма, однако, говоря о роли Красной армии в войне, он высказывал комментарии, которые явно принижали решающее значение борьбы на Восточном фронте. Следует отметить, что такие комментарии давались на фоне нарастания напряженности в отношениях СССР – США. Так, вскоре после окончания войны, вспоминая свою остановку в Сталинграде осенью 1943 года, отмечая мужество советских людей, участвовавших в обороне города, он, тем не менее, добавлял: «Наравне с Мидуэем, Ленинградом, Ремагеном и высотами в Арденнах, Сталинград будет, несомненно, признан местом, где решалась судьба войны»358. Мало того, что Дин дал пять названий сражений, три из которых не относились к Восточному фронту, он совершенно забыл упомянуть, что на советско-германском фронте против СССР действовало 190–270 дивизий вражеских войск, а против союзников до июня 1944 г. – 7–26, и даже в январе 1945 г. советским войскам противостояло 195 дивизий, тогда как союзникам в Западной Европе – 74. Кроме того, Дин упускал из виду такие важнейшие события, как Московская, Курская битвы, операция «Багратион», которые наряду со Сталинградом оказали решающее воздействие на ход войны и, в конечном итоге, сделали возможной высадку союзников в Европе.

В своем апрельском меморандуме 1945 г., подчеркнув, что СССР не выполняет договоренностей, достигнутых в Крыму относительно послевоенного устройства европейских стран, Дин добавил: «на нынешней стадии войны для Соединенных Штатов уже не является жизненно важным продолжение военного сотрудничества с Советским Союзом. Разумеется, своевременное и эффективное участие России в войне на Дальнем Востоке очень необходимо. Однако это участие гарантировано ее собственными интересами. Мы имеем многое, что можем предложить СССР как до, так и после окончания боевых действий, поэтому мы находимся в такой превосходной позиции, когда можем прекратить настаивать на чем-то перед Москвой, а просто подождать, пока советские представители обратятся к нам, исходя из духа сотрудничества. Только так мы можем вновь завоевать уважение к себе со стороны СССР». Дин рекомендовал начальникам штабов США отказаться от всех существующих и потенциальных проектов взаимодействия с Красной армией, которые не могут оказать существенного влияния на ход войны (включая проекты размещения авиации США на советской территории для бомбардировки Японских островов), перейти к ожиданию советских инициатив о сотрудничестве, и если такие инициативы поступят, то относиться к ним с симпатией, но исходя из принципа взаимной выгоды и учитывая американские интересы. Генерал замечал, что посол Гарриман полностью согласен с его предложениями.

Суждения Дина о перспективах сотрудничества с СССР были довольно острыми и не могли не вызвать вопросов у высших военачальников западных союзников. Поэтому дискуссия, развернувшаяся на закрытом заседании Объединенного комитета начальников штабов 20 апреля 1945 г., была довольно оживленной.

Глава Британской миссии объединенного штаба в Вашингтоне фельдмаршал Г. Вильсон сказал, что представители Великобритании предложили организовать эту встречу, чтобы подробнее узнать мнение Дина о характере существующих трудностей в переговорах с Россией. Он попросил генерала сообщить начальникам штабов имеющуюся информацию по этому вопросу.

Генерал Дин прежде всего упомянул о прекрасных отношениях, которые сложились между британскими и американскими военными миссиями в Москве. Однако им приходится сталкиваться с множеством трудностей взаимодействия с официальными советскими представителями. Дин говорил о длительном процессе согласования встреч по телефону, о частых отказах в разрешении различных проблем, необходимости работать сразу с тремя русскими организациями, имеющими неодинаковый статус и возможности. Речь шла о Наркомате иностранных дел, НКВД и военном ведомстве (НКО). Сотрудники НКВД, по словам генерала, стояли за спиной практически всех дел, с которыми ему приходилось сталкиваться, и на Наркомате внутренних дел, среди прочих задач, лежала «ответственность за инфильтрацию иностранной идеологии и материальных идей в советскую жизнь». «В то же время военное ведомство СССР, – замечал Дин, – хотя и наиболее доступное, является наименее влиятельным из вышеперечисленных организаций».

В качестве примера отказа СССР идти на сотрудничество с союзниками, Дин указал на нарушение соглашений о размещении освобожденных военнопленных из США и Великобритании. Он и адмирал Арчер обращались за помощью по этому вопросу к генералу Антонову еще в июне 1944 г., но тот в ответ не сказал ничего определенного и пообещал лишь посоветоваться с высшим начальством. Прошло несколько недель, но так ничего и не изменилось. Когда же русские войска стали освобождать из немецких лагерей в Польше большое количество западных военнослужащих, то для их должного содержания не оказалось никаких средств, и все приходилось делать наспех. Дин пока не находил создавшуюся ситуацию безнадежной, но добавил, что союзники в прошлом слишком примирительно относились к действиям русских, и все еще можно исправить, проявив теперь по отношению к ним большую твердость.