Любимые дети, или Моя чужая семья - Диана Чемберлен

– Без проблем.

Меня разрывало желание зарыться в меню и оглядеться в поисках Джорджии Энн, чтобы не сталкиваться с ней.

Подошла другая официантка, чтобы принять заказ.

– Что будете пить? – спросила она. Судя по взгляду, она меня узнала. Я, заикаясь, заказала кока-колу.

Официантка вернулась на кухню.

– Она, возможно, плюнет в стакан, прежде чем принести его мне, – пробормотала я.

– У тебя начинается паранойя, – покачала головой Джен. Мне показалось, что она немного раздражена, словно ее достала моя жалость к себе. Возможно, это действительно раздражает!

О чем мы говорили перед тем, как сесть? Ах да, о Саре. О самоубийстве.

Я не хотела возвращаться к этой теме. Но Джен не желала говорить о своей семье, так что придется попробовать что-то еще.

– Просвети меня, как идет твой поиск колледжа, – попросила я.

Эта тема всегда казалась безопасной.

– Прекрасно.

Джен пила через соломинку охлажденный чай.

– Но библиотека без тебя уже совсем не та.

– Да, никто ни в кого не плюется, – согласилась я.

«Прекрати», – велела я себе. Но Джен рассмеялась.

– Если я решу, что хочу уехать из штата, – начала она, – придется собираться как можно скорее. Чтобы я смогла стать постоянным жителем другого штата, там, где выберу колледж. Для постоянных жителей обучение дешевле. Намного. Иначе я просто не смогу позволить себе учиться.

– Угу.

Я почувствовала, как при мысли об ее отъезде голову окутало большое, густое, черное облако. Поверить невозможно, как сильно я к ней привязалась. Моя единственная подруга.

– Надеюсь, ты не переедешь, – сказала я.

Официантка поставила передо мной стакан с колой.

– Уже решили, что хотите? – лениво спросила она.

Мы заказали сэндвичи с крабовыми котлетками, и официантка не потрудилась записать. Захлопнула наши меню и отправилась на кухню.

Джен вертела соломинкой в чае.

– Я пока еще ничего не решила насчет колледжа. Здешняя жизнь слишком хороша, и я люблю торчать на пляже.

– У тебя классный загар, – признала я.

– По большей части фальшивый. Крем, – пояснила Джен. – Просто ненавижу быть бледной.

– Как я, – вздохнула я. Год в тюрьме с кого угодно сотрет краски.

– Ты будешь прекрасна, даже если позеленеешь, – заверила она.

Я впервые насторожилась. Не может ли она быть лесбиянкой? Надеюсь, что нет. Только этого мне не хватает! Несколько заключенных подкатывались ко мне, но я смогла от них отделаться. Парни в школе говорили, что я горячая штучка или что-то в этом роде. Бен единственный, кто употреблял слово «прекрасная».

Но тут я вспомнила о противозачаточных таблетках Джен. Слава богу!

– Как больница? – спросила она. – Все еще работаешь?

– И мне очень нравится. Все такие славные, и дети… они удивительные, храбрые и нуждаются во мне. Мисс Хелен сказала, что все сестры говорят обо мне после того случая с Мэдисон и ее настоящим отцом. «Ты была хладнокровна, собранна и спокойна», – говорила она мне.

– У меня от больниц мурашки по коже, – сообщила Джен.

– А я ничего.

– Может, найдешь себе подходящего доктора в пару, – улыбнулась она.

– Нет уж, спасибо. Я еще долго не найду себе пару. Хотя есть один доктор, который напоминает мне Бена.

– Бена? Парня, из-за которого ты зажгла огонь?

– Я ничего не зажигала.

– Ну, устроила пожар, – закатила глаза Джен.

– Да. Именно. Противно, что меня тянет к кому-то, кто напоминает мне его. Я хочу забыть Бена. Я уже его забыла.

– Я пошутила насчет романа с доктором, – поспешно сказала Джен. – Сколько ему лет?

– Не знаю. Примерно ровесник Бена.

– Серьезно? А сколько Бену?

– На одиннадцать лет старше меня.

– Брось!

Она откинулась на спинку стула и уставилась на меня.

– Спятила?

– Знаю.

– Ты бы лучше поговорила об этом со своим психотерапевтом, пока не наделала глупостей.

Что она имела в виду под глупостями? Новый пожар?

– Я не собираюсь делать глупости, – отрезала я. – Потому что держу себя в руках.

Мне ужасно хотелось повернуть беседу в другое русло. Поговорить о Джен.

– Так как насчет тебя? У тебя есть бойфренд? Встречала других парней, пока лежала на пляже?

– В общем, нет. Только так, поздороваться, не более того.

Уголком глаза я заметила женщину, подходившую к моему столу. Это не наша официантка, потому что на женщине юбка. Но я боялась поднять глаза: а вдруг это Джорджия Энн?

– Мэгги Локвуд?

Я собралась и взглянула на нее. Средних лет, с короткими, пышными светлыми волосами и голубыми глазами… она казалась знакомой, но где я ее видела?

Она уставилась на меня, и я застыла, готовая к плевкам или чему-то похуже.

– Да.

Я вцепилась в лежавшую на коленях салфетку. По-моему, Джен затаила дыхание.

– Я – Лерлин Райт. Мать Хендерсона Райта.

О боже! Хендерсон Райт, тот мальчик, который погиб в огне. Я вспомнила его увеличенную фотографию на поминальной службе. Он и его семья были бездомными. Жили в машине.

– Мне так жаль…

Во рту так пересохло, что язык едва ворочался.

– Я только хотела, чтобы вы знали: мы с мужем прощаем вас, – спокойно сказала она. Ее руки были сложены на сумочке, свисавшей с запястья. – Я знаю, что некоторые люди по-прежнему распаляют в себе гнев. Но мы не из таких.

Мои щеки горели. Я готовилась к атаке. Атаку, возможно, было легче перенести. А это – подарок, которого я не заслужила.

– Спасибо, – прошептала я. – И все же… я хотела бы исправить…

– Знаю.

Она положила руку мне на плечо:

– Знаю, что хотели бы. Вы не воплощенное зло. Иисусе велел нам прощать других, чтобы найти спасение.

Я кивнула. Шея не ворочалась, словно деревянная.

– Послушайте, – сказала она, – я знаю, что вы не религиозны. Но я помню церковь вашего отца… Искатели?

– Свободные Искатели, – выдавила я.

– Верно. И я знаю, что она, возможно, оказала на вас ужасное влияние. Но, если как-нибудь в воскресенье захотите прийти в нашу церковь, мы будем рады. Там вы найдете спасение, Мэгги. Я уверена.

– Спасибо, – повторила я.