Инквизитор - Борис Конофальский

Въехав в замок Волков увидал то, что, выезжая, не заметил. Во дворе замка было несколько вооруженных людей, сидели они у стены, на дровах, в глаза не бросались, а у коновязи стояло несколько дорогих коней.

Солдат окликнул старого Ёгана, слугу барона:

— Ёган, а что это за люди?

Старый слуга с достоинством отвечал:

— Господин барон изволит принимать гостей.

— Что ещё за гости? Откуда? — недоверчиво спросил Волков.

— Это наши соседи, некоторые приехали с жёнами и детьми.

— С чего бы им приезжать, я слыхал, что соседи нашего Карла не жалуют.

— Да, гостей не было давно, — чуть надменно и с гордостью отвечал Ёган, — но как только господин барон изловил людоеда, всем захотелось его поглядеть.

— А что, все уже знают о нём?

— Слухи летят быстрее ветра, господин коннетабль.

Солдат отвёл коня на конюшню, а когда вышел оттуда услышал:

— Фолькоф, Яро, — орал барон на весь двор. Он стоял на балконе, что вел на второй этаж господских покоев, с ним было ещё два господина. — Вы уже проснулись, идите сюда.

Волкову совсем не хотелось идти туда, но отказаться было невозможно.

Он поднялся на балкон.

— Это мой коннетабль Яро Фолькоф, — не без гордости сказал барон, хлопая солдата по больному плечу, барон был уже навеселе, — это барон фон Ленц, а это фон Дюриц. Волков поклонился, но не слишком, с достоинством. Фон Дюриц подал ему руку, а фон Ленц нет, видимо, был спесив и не подавал руки кому попало.

— Откуда вы, коннетабль? — Спросил фон Дюриц.

— Я из Руудсдорфа, но я там не был лет двадцать, так что трудно сказать, откуда я.

— А чем же вы промышляли все эти годы.

— Войной, господин фон Дюриц.

— Это на войне вы так совершенно научились владеть мечом, что без сомнения вызываете на поединки местную молодёжь и калечите её? — спросил фон Ленц, недобро глядя на солдата.

— Нет-нет, — отвечал солдат, улыбаясь в лицо спесивому фон Ленцу, — на войне мечом я почти не пользовался. Но я пять лет служил в гвардии герцога де Приньи, а вот там за меч браться приходилось часто. И местную молодежь я на поединки не вызывал, это молодежь меня вызывала. И я никого не калечил, хотя и мог бы. Я просто преподнёс урок зарвавшемуся юнцу.

— Урок? И что ж это был за урок? — вкладывая в голос угрозу, спрашивал фон Ленц. — В чём суть урока?

— Суть проста, — отвечал солдат, ничуть не пугаясь и смотря барону фон Ленцу прямо в глаза, — нужно крепко думать, прежде чем вызываешь незнакомого человека на поединок, и что бахвальство перед дружками может закончиться кровью или даже смертью.

Волков замолчал, и в воздухе повисло напряжение. Фон Ленц ничего не говорил. Только таращился на солдата.

— А из-за чего вышел конфликт? — попытался сгладить напряжённость фон Дюриц.

— Мне очень жаль, господин фон Дюриц, — чуть поклонившись, ответил Волков, — но, боюсь, что не смогу вам ответить. Может, господин барон скажет, он, наверное, в курсе причин поединка.

— Я не интересовался причинами, — отвечал фон Ленц.

Волков видел, что он врёт, и только улыбнулся.

— А-а, — догадался Дюриц, — из за женщины. Ну, это бывает. Главное, что никого не убили. Ведь не убили?

— Нет, все отделались царапинами, — ответил солдат.

— Раз так всё закончилось, то давайте выпьем, — предложил фон Рютте. — А то мы оставили дам одних.

В огромном зале за большим столом кроме дам было еще довольно всякого благородного люда. Рютте не стал, не счел нужным, знакомить каждого из них со своим новым коннетаблем, и коннетабль был ему благодарен за это, впрочем, все присутствующие с интересом его разглядывали, наверное, знали, кто это. В камине полыхали полубревна, на столе, в подсвечнике, горели десятки свечей, хотя за окнами было светло. Дворовые мужики вкатили бочонок с вином и выбили ему днище. Седой Ёган разливал гостям вино, повара тащили из кухни блюда, один из дворовых тут же натирал тушу молодого барана какой-то смесью, насаживал его на вертел, господ и дам было много, почти полстола занимали, все уже выпили, были разговорчивы, и все считали своим долгом задать какой-нибудь вопрос коннетаблю из Рютте. Теперь Волков понял, о чем говорила госпожа Анна, называя его местной знаменитостью. Солдат охотно отвечал на вопросы, смешил гостей, и даже подтрунивал над бароном, выставляя его человеком, безусловно, храбрым, но весьма неосмотрительным. Все смялись, и громче всех смеялся сам барон, а солдат чувствовал внимание господ к своей персоне. После повешенного людоеда, он был второй фигурой в феоде по интересности. И, признаться, это ему льстило. Он уже бывал за столом с благородными, но это был первый раз, когда благородные обращали на него внимание, смеялись его шуткам, слушали его рассказы, протягивали ему кубки, чтобы чокнуться. Даже фон Ленц, с которым он поговорил на балконе без особого дружелюбия, и тот с ним чокнулся и один раз улыбнулся его шутке. Сам солдат почти не пил, во-первых, он собирался ехать к госпоже Анне, а во-вторых… Он в глубине души надеялся, что дочь барона соизволит появиться на пиру, и он не ошибся. Когда веселье было в самом разгаре, белокурый ангел появился.

Она была без головного убора, что, хоть и допустимо для незамужней девушки, но все-таки было вызывающим. Небесно-голубого атласа платье, опять же вызывающе обтягивало ее фигуру. Она остановилась, поклонилась гостям, пожелала всем доброго дня, и присела в кресло, придерживая платье. Мужчины вставали, кланялись, дамы раскланивались, не вставая. Солдат тоже встал и поклонился ей. Поначалу она его не заметила, а когда старый Ёган ставил перед ней приборы, красавица подняла глаза и увидела Волкова, который сидел почти напротив. Ее глаза удивленно расширились:

— А что этот тут делает? — сказала она тихо, но в этот момент кроме нее никто не говорил, и поэтому все услышали ее фразу.

В зале повисла тишина, гости, кто с конфузом, а кто с любопытством, смотрели, чем все это закончится. Солдат сидел и глупо улыбался, он брал кубок, не отпив ни глотка, ставил его на стол, и снова брал.

— Дочь моя, — сказал барон громко через весь стол, — ваши слова грубы.

— Я не хотела быть грубой, папенька, — девушка невинно поглядела на отца. — Просто мне интересно, по какому праву он сидит здесь?

— По какому праву? — заорал барон багровее и, вскакивая. — По праву приглашенного мною. Этот человек сидит здесь, потому что я, Карл Фердинанд Тилль, барон фон Рютте, пригласил его за свой стол.

— Не сердитесь, папенька, — примирительно сказала прекрасная Едвига. — Хорошо, что вы пригласили за стол этого человека, а не лакея Ёгана или нашего конюха. С конюхом, я сидеть не смогла бы, от него воняет.

Барон заорал:

— Да будет вам известно, что никто без чести не сядет за мой стол, и уж если я пригласил человека за стол, можете не сомневаться в его чести и доблести. А у нашего коннетабля, помимо доблести, есть крепкая рука и острый меч, так что он сидит за столом вполне заслуженно.