Проект - Кортни Саммерс

Би…

Я делаю вдох и слышу…

Он молится над ней. Она не различает слов. Лишь слышит свое собственное натужное, жуткое дыхание.

Лев несет ее по тропинке. Она видит почти перевернутые сосны со скрещенными, переплетенными ветвями.

Он заходит с ней в озеро, и вода покрывает ее тело. Теперь Би видит лишь небо. Она вдруг снова становится ребенком. Качается на качелях у дома, резко отталкиваясь ногами и набирая скорость: быстрее и быстрее, выше и выше – выше, чем когда-либо за всю жизнь. Кажется, ее кто-то зовет, но голос доносится издалека, а вокруг нее бесконечные, бескрайние небеса.

К тому времени, как я добираюсь до железнодорожной станции, начинается дождь.

Лобовое стекло расчерчивают капли дождя, когда я паркуюсь на стоянке чуть ниже по улице. Я выхожу из машины, оплачиваю через автомат парковку и спешу к станции. Далекий гул грома говорит о том, что, скорее всего, гроза пройдет мимо. В здании вокзала первым делом смотрю на электронное табло. Поезд из Беллвуда прибывает точно по расписанию. Я выхожу на платформу, проложив путь между пассажирами, и жду. На миг мне кажется, что вижу на краю платформы парня. Я закрываю глаза, а когда открываю их, его нет. Поезд медленно тормозит, и из него выходит незнакомец за незнакомцем, пока мой взгляд не вылавливает знакомое лицо.

– Ло! – кричит Эмми.

Люди растроганно расступаются, пропуская бегущую ко мне малышку. Эмми бросается в мои объятия. За ней следует Фостер.

Я ловлю Эмми и держу. Просто держу в руках.

* * *

Сначала мы не знаем, где поговорить.

Погода не располагает к общению на улице, а вести Эмми в закрытое помещение, где ей придется сидеть, опасно – в ней слишком много энергии, которую некуда деть. Но потом тучи расходятся, показывается солнце, и мы решаем пойти в парк, расположенный недалеко от станции.

Мы с Фостером устраиваемся за столом для пикника. Нас окружают дети, счастливо играющие друг с другом. Эмми находит стайку девочек и непринужденно вливается в нее, чего мне в ее возрасте никогда не удавалось. Я наблюдаю за тем, как они занимают качели, и Эмми решительно и упорно раскачивается, а Фостер наблюдает за мной. С каждой нашей встречей он выглядит менее цельным и более одиноким. В себе я чувствую то же. Должно быть, он видит это, глядя на меня. Я достаю из сумки диктофон и ставлю между нами.

– Готов? – спрашиваю Фостера, и он кивает.

Я включаю кнопку записи, и какое-то время мы оба молчим. У нас это обычное дело. В голове миллион вопросов, и понять, с чего лучше начать, очень сложно. Фостер теребит висящий на его шее кулон – якорь.

– Вы следите за Кейси? – наконец спрашивает он.

– Да, деньги творят чудеса.

Он хмыкает.

Кейси знала абсолютно обо всем, что происходит в стенах Проекта «Единство». Будучи правой рукой Льва, она контролировала все и помогала ему даже с самыми ужасными вещами. Я уверена, что она причастна и к смерти Би. За решеткой она провела всего ничего – ее отец тут же внес залог. Кейси говорит, что Лев Уоррен отдалил ее от семьи, задурил голову ложью, придумал для нее трагичную историю ее прошлого, чтобы они могли сблизиться. Они добиваются мягкого приговора.

Я, со своей стороны, делаю все возможное, чтобы этого не допустить.

– Я вот постоянно думаю… – начинает Фостер спустя некоторое время.

Вокруг кричат дети, и я пододвигаю диктофон к нему поближе. Надеюсь, разговор полностью запишется.

– Я думаю, что это был Бог. Что Бог вернул тебя к жизни, когда ты умирала, и что Бог спас Эмми, когда она умирала. Лев приписал это себе, но у меня такое ощущение, что Бог все это предопределил, чтобы ты стала концом для Льва. Чтобы все сошлось – и ты остановила его.

– Меня изумляет, что ты до сих пор веришь в Бога.

– А меня – то, что ты в него не веришь.

Пожимаю плечами.

– Я верю только в то…

– …что видишь, – заканчивает Фостер и подается вперед. – Как ты выбралась из воды, а? Разве не чудом? И чудо снова случилось с тобой!

Я смотрю на свои руки, на раскрытые ладони, а потом поднимаю взгляд на Фостера.

– Там, на озере, что-то случилось, – говорит он. – Два человека вошли в воду, и только один из нее вышел. Я видел тебя, Ло. У тебя не было ни единого треклятого шанса…

Меня нашли на берегу, лицом в грязи, неподвижную и, казалось, бездыханную. Но я дышала. А вот Лев покачивался на воде, и водой же были заполнены его легкие.

– Если все это было каким-то божественным планом, то, значит, Бог убил Би?

– Нет. – Фостер ни секунды не раздумывал перед ответом, но я вижу, что мой вопрос его растревожил.

Я не рассказываю ему, что после произошедшего хожу в церковь чаще, чем раньше. Но только тогда, когда церковные службы заканчиваются. Я сижу между отцом Майклом и Робом с диктофоном в руках и слушаю, как они обсуждают последствия: закрытые центры «Единства», убитых горем членов Проекта, делящихся своей болью с другими. Историй так много. В каких-то я вижу себя больше, в каких-то – меньше, но в конечном итоге мы все оказались во власти одного и того же мужчины. Как это случилось?

Не знаю.

Я боюсь, это делает нас слабыми, но отец Майкл так не считает. Он думает, что Проект «Единство» был рожден из-за недостатков мира, его слабых сторон. И что требовалась сила духа, чтобы ответить на его зов. Что добро, принесенное хорошими людьми, невозможно отрицать, как невозможно отрицать и зло, жертвами которого они стали. А необходимость в добрых делах как была, так и осталась. Он надеется, что мы не опустим руки и продолжим благое дело.

– Можно тебя кое о чем спросить? – спрашиваю Фостера.

– Разве мы не для этого встретились?

– Когда я упомянула статью в чапмэнском доме, ты сказал, что написанное в ней – ложь.

– Я сказал, что Роб – лжесвидетель.

– Почему ты сказал так, если он говорил чистую правду?

– Потому что… – Фостер запинается. – Потому что в тот момент для меня это не было правдой. Роб говорил о насилии в Проекте. Я не считал, что меня подвергают насилию.

– Ты скучаешь по Проекту?

Он надолго закрывает глаза, его лицо искажается.

– Безумно скучаю, – хрипло отвечает он. Открывает глаза. – А ты?

Тянусь к диктофону, чтобы выключить его, но останавливаю себя. Тяжело сглатываю, открываю рот и снова его закрываю.

– Я недолго была в нем, – выдавливаю с трудом.

– Ты скучаешь по нему?

У меня перекашивается лицо. Фостер протягивает через стол руку и сжимает мою ладонь. Судорожно выдохнув, выпрямляюсь и высвобождаю руку. Мне теперь невыносимы прикосновения. Сложно объяснить почему. Не потому, что я не хочу, чтобы ко мне прикасались. А потому, что слишком сильно этого хочу. Боюсь, я отдам все, что осталось от меня, лишь бы почувствовать себя менее одинокой.