Проект - Кортни Саммерс

Отец Майкл морщится, должно быть, видит это не впервые. Я же отшатываюсь, прижав ладонь ко рту. Лев предупреждал меня, но я все равно оказалась не готова. Шрамы на теле Роба – грубая имитация шрамов Льва: ожоги от сигарет, изуродованная кожа – сильно травмированная, почти бордовая. Раны не свежие, но такое ощущение, что тело не принимает их, пытается отторгнуть подобное надругательство над ним.

«Роб пытался сделать себя по моему образу и подобию».

Я потрясенно смотрю на него. Горло перехватило до невозможности сглотнуть.

– Лев очищает водой, а наказывает огнем. Если ты согрешил, пошатнулся в вере или совершил, по его мнению, какую-то ошибку, тебя следует наказать. Если Лев решит, что ты не выучил урока, то он заставит тебя пройти путем своей веры.

Роб опускает рубашку, но я не чувствую облегчения, поскольку показанное мне отпечаталось в мозгу.

– Ибо кого любит Господь, того наказывает…[36]

– Ты сам это сделал с собой…

Я не успеваю закончить – Роб подается ко мне, и его лицо, взбешенное, оказывается рядом с моим. Я вздрагиваю.

– Роб, – предостерегает священник.

– Нет, – говорит тот всего одно слово, прежде чем отойти.

– Никто бы… никто бы не остался там и не стал терпеть…

– Да что ты?! – Роб резко разворачивается. – Я ведь остался. И проходил через это снова и снова. И не только я. Ты приходишь в Проект, в его мир, и он любит тебя, и бог любит тебя, и продолжает любить тебя, даже если ты сам себя не любишь. Что это, – показывает он на свой живот, – в обмен на его любовь, Ло? Ничто. И каждый раз, начав сомневаться, я смотрел на тех, кого Лев скручивал и жег, и знаешь, что слышал от них, когда пытка заканчивалась?

– Что?

– «Спасибо, Лев». Когда ты видишь свою семью, своих друзей, всем сердцем благодарящих за это, невольно думаешь: а может, это ты неправильный? Может, тебя просто недостаточно жгли?

Роб плачет, зарывшись лицом в ладони. Отец Майкл встает и подходит к нему, крепко сжимает его плечо, показывая, что он не один. Меня мутит.

Наконец Роб опускает руки, его заплаканное лицо раскраснелось.

– И несмотря на это, ты меняешь жизни людей, ты занимаешься благим делом и делаешь этот мир чуточку лучше. Ты видишь, как он становится чуточку лучше. С этим не поспоришь. А знаешь, что Лев обещает после? Царство Небесное. Обещает, что грешники сгорят и на земле останется только «Единство». Я не хотел быть брошенным. Меня бросали всю мою жизнь, поэтому я оставался, поэтому они все остаются.

– Когда ты понял, что хочешь уйти? – дрожащим голосом спрашиваю я.

– Я увидел истинного Льва, когда он жег меня в первый раз. Я знаю абьюзеров. Знаю их настоящее лицо. Лев не смог скрыть его, причиняя мне боль. И я увидел его… И поняв, кто он такой… все равно остался.

– Я не… – утыкаюсь лицом в ладони. – Он бы не… Лев бы не сделал подобного. Только не после того, что делала с ним его мать.

– А она что-то делала с ним? – спрашивает Роб, и я в ужасе опускаю руки. – Ты в курсе, что его мать сгорела в пожаре? И так случилось, что как раз в это время Лев был в Индиане.

Я смотрю на отца Майкла, перевожу взгляд на Роба.

– Да вы шутите, что ли?

– Стоит усомниться в чем-то одном, – отвечает отец Майкл, – как усомнишься и во всем остальном.

Я поворачиваюсь к Робу.

– Ты знаешь, кто я. Слышал обо мне.

– Мы все о тебе слышали, Ло.

– Тогда знаешь, что он спас мне жизнь.

– Думаешь, доктора не имеют к этому никакого отношения? Ты была в больнице. В больницах и должны спасать жизни людей.

– Они сказали, что я умирала, но пришел Лев…

– Ты была юной, боролась за жизнь…

– Я была избранной!

И Роб, и священник смотрят на меня с жалостью, как на нечто трагическое. Мне не нужна их жалость, я не трагический герой.

Только один человек в моей жизни не смотрит на меня так.

– Мне очень жаль, Ло, – произносит Роб. – Я знаю, как много значит это чувство.

Голова трещит. Ее переполняет миллион вопросов, которые я боюсь задать, а потому держу рот закрытым. Я сажусь на опустевший стул отца Майкла.

– Идти против «Единства» нельзя. После моего ухода за мной следили. Мне всячески пытались испортить жизнь, чтобы заставить вернуться. Я обратился к отцу Майклу. Он дал мне прибежище, и Проект надолго потерял меня из виду. Я смог обрести под ногами землю и медленно, но верно выстроил свою жизнь заново. А потом… – Роб глядит мне в глаза. – Однажды в прошлом году появилась Би.

Семья не задает вопросов по поводу того, кем Эмми считает Би. Лев говорит всем, что Би оказалась слишком слаба для дара, вложенного в ее руки Богом, и что возможная потеря Эмми после утраты родителей плохо сказалась на ее эмоциональном здоровье. Би не знает, как преодолеть страх и стать матерью. Они должны это понять и принять. Семья не видит ее страстного желания быть с дочерью, ее острой нужды в этом, ее страданий, порожденных решением Льва. Они не видят этого, потому что Лев велел им не видеть.

Но священник видит. Он находит ее на коленях у родительских могил с фотографией Эмми в руках, шепчущей «Это моя дочь» снова и снова. Он проявляет сострадание. Проявляет заботу. Би уже забыла, что это такое, и вновь почувствовать их незабываемо. Она исповедуется перед ним.

Священник знает того, кто может ей помочь.

* * *

Через несколько дней Би встречается в доме священника с Робом. Ей каким-то образом удается незаметно ускользнуть; Льву и в чапмэнском доме порой не так-то просто отыскать Би. Вернувшись, она узнает, не раскрылся ли ее недолгий побег.

Роб открывает дверь, и для Би наступает переломный момент. Она видит себя маленькой и хрупкой в его глазах. Он же, напротив, выглядит с их последней встречи гораздо лучше: здоровее, крепче, увереннее. Би падает в его руки. Она говорит ему, что умирает, что умрет в «Единстве», если он не вытащит ее.

Когда он отстраняется, она поднимает рубашку, показывая ему свой живот. И впервые лицо другого человека отражает чувства, пережитые ею. Роб слишком хорошо знает, через что она прошла, на его теле тоже шрамы. Би лежит на диване в гостиной, и Роб нежно изучает пальцами ее живот. Они прослеживают паутину растяжек, оставшихся после беременности и родов, скользят по участку кожи, на которую заявил права Лев.

Роб чуть не плачет.

– У тебя тут воспаление, – говорит он.

Би дышит сквозь сжатые зубы.

– Расскажи мне все, – просит Роб.